Малка Лоренц. О современном феминизме
В наше время в этом неловко признаваться, но я все–таки признаюсь – я не феминистка. Мои приятельницы – феминистки поголовно – меня за это очень порицают. Мол, все прогрессивное человечество уже это самое, одна я плетусь в хвосте эволюции. И неужели меня не волнует участь женщин, вынужденных обитать в этом свинском шовинистическом фаллоцентричном мире. И как мне не стыдно стоять в стороне от борьбы.
Вообще-то быть феминисткой хоть и актуально, но очень невыгодно. Мужчины пугаются и отказываются делиться ресурсом, справедливо опасаясь, что здесь перед ними не будут благоговеть. А женское сестринство оборачивается склоками на тему, какой феминизм феминистичнее, т. е. опять вместо профита одни пустые хлопоты.
Кавалер за тебя не заплатит в ресторане, потому что ты же хотела равноправия, вот и получи (хотя в данном конкретном случае ты хотела не равноправия, а креветок с чесноком). А подруги поставят тебе на вид, что ты вообще пошла с ним в ресторан, поощряя тем самым его шовинистические заблуждения. В итоге ни подруг, ни креветок – печальная судьба.
В современном феминизме меня удручает то, что из внятной и справедливой идеи родилась целая философская школа, в которой уже не найти концов. Все заняты сложной многоступенчатой категоризацией угнетенных и поиском решений одно другого экстремальнее, в диапазоне от небритых ног и прочего бодипозитива до полного отказа от гетеросексуального партнерства. За этими бесконечными попытками насолить проклятому патриархату как-то затерялся первоначальный посыл, который заключался в простейшей мысли, что женщина тоже человек. И что нельзя обращаться с ней как с животным (с рабочей лошадкой или с домашним питомцем) только потому, что она физически слабее мужчины.
Идея-то была простейшая и состояла она в том, что нельзя обижать тех, кто слабее. Это была когда-то часть общего тренда на гуманизацию общества, и женское бесправие стояло в одном ряду с рабством и людоедством. Как обстояло дело в начале, так сказать, пути, и как далеко мы продвинулись в этом направлении, – эту информацию можно почерпнуть из художественной литературы. В конце XIX века все литераторы (не все, конечно, а только реалисты) страшно болели за народ и только и делали, что вскрывали язвы.
У Вересаева, который написал «Записки врача», есть отличная повесть «Два конца». Это такая экскурсия в народную жизнь, причем в городскую (про сельские бедствия и без него было кому писать). Герой – переплетчик, т. е. не маргинал какой-нибудь, а квалифицированный рабочий, газеты читает и ходит с тросточкой. По понятиям того времени приличный человек и соль земли. Содержит семью, семья занимает комнату. Жене выдает на хозяйство, регулярно напивается, отбирает то, что выдал, и колотит жену самоваром. Жена порывается обучиться профессии и тоже идти работать, не потому что она сумасшедшая, а потому что не во что обуться плюс задолжали в лавке. Муж запрещает, он желает быть главой и кормильцем, пока ноги держат. Ну и опять же, чтобы жена не перестала трепетать, выйдя из финансовой зависимости. Запрещает-запрещает и в конце концов умирает от чахотки, а как же.
Ну, про ужасы эксплуатации мы все знаем, в школе все учились. Но в школе учат в основном про эксплуатацию рабочих-мужчин. А тут повесть продолжается и после смерти главного героя. Перед нами разворачивается панорама жизни женской части рабочего сословия. Жена, молодая женщина с шестилетним ребенком, сперва мыкается по каким-то фабрикам, берет работу на дом (фриланс), снимает уже не комнату, а угол. В общем, бедствует, пока ее не нанимает из сострадания работодатель покойного мужа (социальная защита такая, ага). Она начинает работать в той же переплетной мастерской, только в женском цехе (там требуется меньше квалификации, чем в мужском, там более простые операции – соответственно, теткам и платят гораздо меньше). Мастер сразу ей объявляет, что без сексуальных услуг расценки будут низкие, а штрафы высокие, и она обнаруживает, что это обычная практика на предприятии. Плюс фоном идут скотские притязания знакомых мужчин в свободное от работы время. В итоге она снова выходит замуж, чтобы укрыться от этих ужасов, и это считается благополучный конец, потому что она не пошла, например, на панель.
В скобках заметим, что такие звериные нравы царили все-таки в необразованной среде. Жене приват-доцента ничего подобного не грозило ни до смерти мужа, ни после. Ей бы целовали руку и подавали пальто, и уж конечно, никто не предлагал бы ей секс на верстаке.
При этом мужской коллектив мастерской прекрасно себя чувствует – у них квалификация, у них высокие заработки, у них солидарность и взаимовыручка, хозяин с ними на Вы, и тому же мастеру они в случае чего и в рыло могут прописать. Женщина слабее мужчины, тут ничего не поделаешь.
Она слабее физически: ее можно изнасиловать, потому что ей все равно не отбиться, и от такой же работы она сильнее устает и быстрее теряет здоровье. Она слабее экономически: ее не допускают до высокооплачиваемых позиций, плюс она первый кандидат на увольнение. Она слабее эмоционально: ее легче запугать и проще убедить. В итоге ее угнетают кто во что горазд – и физически, и экономически, и эмоционально.
Прошло 100 с лишним лет, налицо невиданный прогресс. Женщины бороздят что хотят в смысле работают сколько влезет (вот радость-то) плюс они получили противозачаточные таблетки, хоть одной бедой меньше, ура. По остальным пунктам картина предстает немного менее лучезарная.
Наш переплетчик в 1903 году истязает свою жену на регулярной основе. В 2020 году в России только за апрель было зарегистрировано (это ключевое слово — зарегистрировано, на самом деле все цифры умножаются на много и еще на очень много) более 13 тысяч обращений по поводу насилия в семье. В мире избиениям подвергается вообще каждая третья женщина.
Героиня убивается на работе наравне с мужчинами, но имеет более низкий статус и вдвое меньший заработок. По данным на 2020 год женщины в России зарабатывают на треть меньше мужчин, и до топ-должностей добирается всего 7 % женщин.
Героиня на рабочем месте подвергается харрасменту и шантажу. На эту тему реальной статистики быть не может, просто поспрашивайте знакомых женщин – им есть что рассказать.
Одинокой вдове посторонние мужчины норовят из романтических соображений высадить дверь. В российской глубинке незамужняя женщина ровно так же беззащитна и на ночь подпирает дверь топором: ничья женщина – это общая женщина, такой там девиз. Статистику изнасилований приводить бессмысленно, это даже не верхушка айсберга.
Средний российский мужчина ровно так же командует женой и ожидает от нее полного сервиса, с той разницей, что он, в отличие от вересаевского персонажа, не стесняется при этом сдавать жену внаем – абсолютное большинство российских женщин плюс ко всей этой роскоши еще и ходит на работу, т.к. без второго заработка семье не выжить.
Т.е. у средней современной россиянки беспросветное замужество героини удачно комбинируется с ее беспросветной трудовой деятельностью. Гигантский, гигантский прогресс. Практически победа.
Когда я читала эту повесть в первый раз, я была страшный рыночник и полагала, что все дело в бедности. Что героиня так уязвима и бесправна не потому, что она женщина, а потому, что она из рабочего сословия и не имеет ни кола, ни двора (здесь я посылаю горячий привет интерсекциональным подругам). Будь она не вдовой пролетария, а вдовой, например, богатого купца и владей она парочкой доходных домов – никто бы ее не притеснял, а все бы только кланялись и лебезили.
Вот в таком убеждении я пребывала много лет, а потом мне попался на глаза фильм «Белая масаи».
Фильм игровой и даже как бы художественный, но снят по реальным мемуарам героини, в которые она сублимировала свой драматический опыт. Это история швейцарской гражданки, гражданка прилетела в отпуск в Кению (кажется, масаи – это в Кении?) со своим швейцарским же бойфрендом и увидела там местного паренька. Паренек показался ей прекрасным, как леопард. Ее так пронзило, что она отправила бойфренда обратно в цивилизацию, а сама пошла пешком замуж за это дитя природы – реально пешком и реально в африканскую деревню, где из культурных достижений только эмалированный тазик. Дитя природы с ней особо не церемонилось, там с бабами разговор короткий, и кормить ее тоже не заморачивалось, зато заморочилось сделать ей ребенка и приноровилось засаживать любимой в бубен за любое слово поперек.
Ага, смекнула гражданка Швейцарии. Это, наверно, потому, что у меня денег нет. В смысле есть, но они дома в Цюрихе. Перетащу-ка я их сюда под пальму, размышляла девушка, открою лавку, стану в деревне первая леди, тут он меня и зауважает. Поймет, кто тут главный.
Сказано – сделано. Завела магазин со всякими товарами, нужными для крестьян, например, с пивом и чипсами. В ответ на это ее леопард стал водить в эту лавку всех знакомых (примерно полдолины) и взял привычку раздавать им товар бесплатно и с такой щедростью, что наша бизнес-леди аж присела. А когда она намекнула, что не офигел ли он, то угадайте что случилось. Это в Швейцарии у себя она могла выйти за бедняка, и он бы как миленький сидел у нее за кассой, потому что швейцарцы культурная нация и к собственности относятся трепетно. А тут, на лоне баобабов, она не владелица бизнеса, а баба с фанабериями, которую учить и учить. Не съели и спасибо, я считаю. Она потом оттуда с помощью посольства еле ноги унесла, со спецназом эвакуировали.
Таким образом мы приходим к выводу, что деньги тоже не панацея. Точнее, панацея, но не везде.
Получается, что женщина может чувствовать себя свободной, не униженной и в безопасности только там, где мужчину с детства обучают есть ножом и вилкой (зачеркнуто) не обижать и не гнобить другого человека только потому, что у другого человека не хватит сил его искалечить. То есть она должна принадлежать к образованному классу в развитой стране.
И плюс к этому хорошо бы, чтобы у нее были деньги. Просто на всякий случай. Для надежности. Для усиления эффекта.
Вот тогда мы за нее спокойны.
И тут я позволю себе заметить, что в 1903 году дело обстояло ровно так же. За 100 с лишним лет феминизм подарил женщинам оральную контрацепцию (спасибо), декретный отпуск (спасибо) и очень много разных новых слов. В остальном не изменилось ничего.
***
© Малка Лоренц
