HELEN CHANNEL - международный форум-рупор об исследованиях прошлых воплощений, а также о жизни в текущем воплощении

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Проблемы у оставшихся родных на Земле. Фазы горя, работа с горем

Сообщений 41 страница 60 из 128

41

Пустая колыбель

Пожалуй, самое счастливое время в жизни женщины - это ожидание появления новой жизни, ощущение еле заметных толчков внутри, разговоры с еще не родившимся малышом. Будущая мама уже любит своего ребенка и ждет его рождения, пытаясь представить, каким он будет, ее малыш: мальчик или девочка, блондин или брюнет, с карими или голубыми глазами? К сожалению, не все беременности заканчиваются рождением ребенка.

Пожалуй, самое счастливое время в жизни женщины - это ожидание появления новой жизни, ощущение еле заметных толчков внутри, разговоры с еще не родившимся малышом. Будущая мама уже любит своего ребенка и ждет его рождения, пытаясь представить, каким он будет, ее малыш: мальчик или девочка, блондин или брюнет, с карими или голубыми глазами? К сожалению, не все беременности заканчиваются рождением ребенка.

Для большинства женщин бывает неважно, сколько прошло времени с момента зачатия до неудачного окончания беременности - восемь месяцев или две недели. Любить своего малыша можно с первой же секунды после того, как на тесте покажутся заветные и долгожданные (или наоборот, неожиданные и пугающие) две полоски. Выкидыш, даже на самых ранних сроках, может стать для женщины настоящей травмой. Чувство потери тем сильнее, чем глубже женщина успела ощутить привязанность к этому ребенку.

Бывает, что даже самые близкие люди не могут ощутить всю остроту горя от потери ребенка, которую испытывает несостоявшаяся мама. Почему-то в такой ситуации принято утешать расхожими фразами: «Хорошо, что недолго носила» или «Ничего, родишь другого, какие твои годы». Женщина, придавленная своим горем, ощущает вдруг, что она не имеет права горевать и оплакивать своего нерожденного ребенка. Таким псевдосочувствием близкие женщине люди словно отменяют сам факт существования ребенка, его важность для мамы - подумаешь, родить другого, и все дела...

В довершение картины в момент душевной боли от утраты женщина часто начинает обвинять себя за случившееся, вменяет себе в вину реальные и искусственно притянутые возможные причины случившегося, бесконечно прокручивает в голове «а если бы...» и «я могла бы...», все сильнее углубляя свое состояние.

Чем и как можно помочь, если такая трагедия случилась в вашей семье или в семье ваших близких?

Первая реакция на произошедшее - шок. К такому горю невозможно подготовиться заранее, и первая реакция на него - отрицание. Женщина говорит себе: «Нет, только не это, только не со мной!» Она находится в отчаянии, может впасть в оцепенение - или же наоборот, биться в истерике. В этот момент как никогда необходимо, чтобы рядом был близкий человек, способный поддержать, выслушать и по возможности вывести из шокового состояния.

Второй этап горя - осознание произошедшего. Это самый тяжелый этап переживания горя. Наваливается депрессия, отчаяние, чувство опустошенности и вины. В этот период почти у всех отмечается бессонница, потеря аппетита, слабость, истощение сил, неспособность делать привычные дела. Трудно поверить, но это нормальная реакция на случившийся выкидыш. В этот момент психологи советуют говорить о произошедшем как можно больше, не держать боль утраты в себе. Дать волю слезам в этот момент - значит оплакать своего нерожденного малыша, свою любовь к нему, утраченные возможности и несбывшееся счастье материнства. Многие не знают, что говорить в такой ситуации, но это и не важно. Важно, что есть рядом человек, который может просто выслушать. Лучшую помощь в этот момент могут оказать те, кто сам в прошлом пережил потерю ребенка и справился со своим горем.

Известно, что очень многие женщины в такой ситуации склоняются к реакции обвинения. Обвиняют или себя, или окружающих (врачей, родственников). От такой позиции необходимо отказаться, каким бы невозможным это ни казалось сейчас, в данный момент. Но этот шаг обязательно должен быть сделан, и он является результатом большой осмысленной работы над собой. В случившейся трагедии не виноват никто, это просто несчастливое стечение обстоятельств, ведь плохое может случиться с кем угодно, и никто не застрахован от потерь.

У любого горя есть конец, и рано или поздно начинается следующий этап - восстановление, возвращение к нормальной жизни. Но ведь лечит не только время, лечит самого себя и человек, переживший утрату, проделывая внутри себя огромную работу. Задача близких в этот момент - поддержать «всплывающего» всеми доступными способами.

В первую очередь, необходимо позаботиться о здоровье женщины, пройти обследования, которые помогут найти причину произошедшего, и, следовательно, исключить повторение трагедии в будущем.

Очень помогает восстановлению ведение дневника, в котором можно записывать свои ощущения и переживания. В таком дневнике женщине необходимо отмечать все перемены, которые происходят в ее физическом и душевном состоянии женщины, все хорошее, произошедшее за день, за неделю, за месяц. Такое «всплытие» к нормальной жизни иногда может затянуться на месяцы и годы, и дневник в таких случаях очень помогает оценить происходящие перемены к лучшему. Если возвращение к нормальному мироощущению затягивается, необходимо обратиться к специалисту -психотерапевту, который окажет профессиональную помощь.

Появление хотя бы одного из этих симптомов говорит о необходимости обратиться за помощью к специалисту:

• Настойчивые мысли о самоубийстве, аутоагрессия.
• Невозможность обеспечить себя самым необходимым.
• Избегание друзей и семьи, изменение образа жизни.
• Затянувшаяся на много месяцев депрессия.
• Злоупотребление медикаментами, алкоголем, пищей. Наркотизация.
• Психическое расстройство (галлюцинации, беспокойство).

Как это ни странно звучит, женщине, потерявшей ребенка, необходимо заново научиться радоваться мелочам, которые скрашивают жизнь, и без помощи близких здесь обойтись очень трудно. Очень помогает в такой момент смена обстановки, путешествие, новое хобби или увлечение - в общем, что-то, что поможет переключиться на новую, положительную волну. Существует множество техник, которые помогают прийти к внутреннему равновесию, позволяют расслабиться, мысленно отойти от случившейся трагедии и взглянуть на нее как бы со стороны. Это может быть как йога или один из видов восточных единоборств, так и танцы, вышивание или верховая езда - что-то, что поможет снова увидеть, что мир вокруг - прекрасен.

Скорее всего, в такой момент новая беременность - это последняя вещь, о которой думает женщина. Тем не менее она будет. Она будет совсем другой, непохожей на предыдущую, ведь нет двух одинаковых беременностей ни у одной женщины. Поэтому в первую очередь необходимо принять и осмыслить причины, приведшие именно эту беременность к неудачному финалу, пережить горе, принять ситуацию такой, какая она есть - и двигаться дальше.

Жизнь продолжается. Почти все женщины, пережившие выкидыш, впоследствии становятся счастливыми мамами здоровых малышей, - и это совершенно бесспорный факт.

Автор: Юлия Бондарь. Мама двух детей
Источник: дети маил ру

0

42

Как пережить замершую беременность: советы психолога

За сухими медицинскими терминами «замершая беременность» или «внутриутробная гибель плода» стоит большое родительское горе. Перинатальный психолог благотворительного фонда «Свет в руках» Ольга Шустицкая рассказывает, как справляться с этим несчастьем и на что обращать внимание женщине, потерявшей ребенка.

Зачастую женщины оказывались один на один с этим горем, не представляли, что им делать дальше. Надеемся, эта статья поможет тем, кто пережил перинатальную потерю, а также подскажет их родным и близким, чего не стоит говорить и что обязательно нужно делать.

Попросите отдельную палату

При замершей беременности следует самопроизвольный аборт или ее прерывание при помощи медикаментозных и хирургических методов. Это значит, что вам придется обратиться к гинекологу, в некоторых случаях потребуется госпитализация.

Врачи не всегда отличаются тактичностью и порой не могут искренне посочувствовать пациентке. И хорошо, если рядом с вами в такой момент будет кто-то, кто возьмет на себя переговоры с медперсоналом. А если нужна госпитализация – попросит отдельную палату, где можно будет находиться одной.

Не спешите применять успокоительные

В первые дни «после» будет происходить гормональная перестройка организма, которая вместе со стадией переживания горя может спровоцировать сильнейшую «психическую бурю».

У вас может случиться истерика или, наоборот, наступит полная апатия. Кто-то может отрицать сам факт случившегося, надеяться, что все закончится хорошо, подозревать врачей в сокрытии и подлоге, вести себя агрессивно.

Прежде чем применять успокоительные препараты, хорошо бы поговорить с профессиональным психологом или другим человеком, способным оказать психологическую поддержку. Прекрасно, если в этот период такой человек сможет постоянно находиться рядом. Сейчас вам будут очень нужны тактильный контакт, объятия и возможность выплакаться.

Важно оплакать потерю ребенка

После первого шока наступает следующая стадия, которая приносит осознание и принятие факта потери и – боль. Боль может даже ощущаться физически: давить грудь, сердце, гореть в легких. Теряется аппетит и сон.

Психологические проявления боли: отчаянье, страх, вина. Часто пациентки корят в случившемся себя, поэтому вам сейчас важно не погружаться в самообвинения.

На этом этапе вам нужно говорить о своих переживаниях с близкими, с психологом – людьми, которые способны выслушать и поддержать вас. Необходимо, чтобы была возможность плакать и не стыдиться этого.

Не старайтесь «проскочить» эту стадию. Если не оплакать потерю ребенка, своих мечтаний, своего будущего, связанного с этим ребенком, своего родительства, то горе может перейти в патологическую стадию. Вот почему вам сейчас важно не стремиться остановить оплакивание, разговоры о ребенке, а дать себе больше места и времени на все эти чувства.

Не стоит пугаться откатов в состоянии – периодов депрессии и апатии. В такие моменты нужно не пытаться отвлечься от горя, а выговориться.

Не говорите обесценивающих горе фраз

Невозможно оценить горе, через которое прошла женщина, потерявшая ребенка. Неважно, на каком сроке беременности или жизни ребенка это произошло. Она считает себя матерью еще задолго до первого шевеления ребенка.

Близким нужно запомнить главное: не говорите обесценивающих горе фраз. «Что ты так убиваешься?», «Сколько уже можно переживать!», «Хорошо, что сейчас, потом было бы тяжелее», «Еще родишь» – такими словами мы показываем неуважение к чувствам. Поверьте, что ей в этот момент очень тяжело.

Важно следить, чтобы к психологическим проблемам не добавились проблемы со здоровьем. Лучше, если она будет есть по часам. Если женщина не чувствует голода, ее следует поить, чтобы не случилось обезвоживания. Заставлять принимать душ, следить за волосами, зубами. Водить гулять. Все эти повседневные и простые вещи могут потерять для нее смысл, но не торопите, дайте ей то время, которое понадобится.


Не ищите замену в новой беременности

Через какое-то время появится вопрос о дальнейшей жизни – это следующий этап. Здесь самое важное – не искать замену в новой беременности. Специалисты рекомендуют задумываться об этом не раньше чем через год после выкидыша.

Этот год – хорошее время, чтобы заняться своим здоровьем: сделать все необходимые обследования, сдать анализы, пройти лечение. Можно попробовать заняться медитацией или дыхательными практиками для нормализации психологического состояния.

Если вы любите рисовать, то рисуйте свои чувства, переживания или мандалы. Если – писать, то можно вести дневник, записывая свои мысли или писать письма малышу. А если вы любите все структурировать и анализировать, то можно вести таблицу о своем состоянии. Можно отмечать изменения в себе, какие важные мысли приходили в течение дня, записывать свои планы на следующий день, неделю, месяц.

Потеря навсегда меняет человека

В горе нет определенных временных рамок, но здоровое проживание горя заканчивается обретением опыта, мудрости, силы. Потеря навсегда меняет человека, она остается в душе и никогда не забывается. Это то, что будет печалью и частью вашей жизни.

Именно потеря дает вам возможность понимать и принимать разные стороны жизни. Много позже появится возможность обрести новый смысл, радоваться новым впечатлениям, мечтать и строить планы – несмотря на все раны.

Источник: дети маил ру

0

43

Проблемы у оставшихся родных на Земле. Фазы горя, работа с горем

«Моя дочь умерла за сутки до своего рождения»: история мамы

Второе воскресенье ноября Благотворительный фонд «Свет в руках» предлагает сделать Днем матери, потерявшей ребенка. В преддверии этой даты о своей потере написала подопечная фонда Анна Лебедева. Этой статьей мы хотим поддержать всех мам, потерявших детей, а также их родных и близких.

Я знала, что во мне растет девочка-ураган

Я всегда любила Новый год. Подарки, елка, оливье под «Иронию судьбы»... Могла ли я знать, что навсегда возненавижу этот праздник?

Шла 33-я неделя моей беременности Лизой. Еще 27 декабря я сдавала анализы и была на КТГ – все было хорошо. Моя мама – гинеколог, и мы даже шутили, что у меня будет образцово-показательная беременность. Так и было. Но уже 30 декабря я сидела на кухне и в слезах просила мужа срочно отвезти меня на УЗИ – дочка плохо шевелилась.

Говорят, что женщина не может любить еще нерожденного ребенка, ведь она его не знает. Простите, но это бред.
Я знала свою дочь: во сколько и как она засыпает, что она любит из еды, как реагирует на разных родственников, какая музыка ей нравится, а какая – нет. Я знала, что во мне растет шустрая и чувствительная девочка-ураган. И в тот день я поняла – что-то идет не так.

Но врач, у которого я через пару часов делала УЗИ, убеждала меня, что все нормально, что я «просто переволновалась», показывала, как Лиза машет нам ручкой.

Я себя успокаивала и уговаривала, что уже завтра буду рядом с мамой, и мы 10 раз все перепроверим. Но завтра было уже поздно.

«Это истерика, все нормально», – говорил мой внутренний голос

Даже сейчас я в тысячный раз повторяю себе: «Анна, ты не виновата! Ты не знала, это стечение обстоятельств. Ты сделала все, что могла. Ты не всесильная, выдыхай, отпускай». Это говорит мой внутренний голос, который спасал меня все восемь месяцев после потери. Он появился в моей голове в ту же секунду, когда я увидела, что сердце моей дочки остановилось.

«Это истерика, все нормально», – успокаивал он, когда я вдруг рассмеялась на улице, потому что поняла, что в роддоме нужны тапочки, а у меня нет тапочек.

Разве не абсурд? Моя дочь умерла, а у меня проблема из-за тапочек.
«Милая, сейчас ты обязана поспать, ты не сможешь пройти все это, не отдохнув хоть немного», – говорил мой внутренний голос, когда в ночь с 31 декабря на 1 января фейерверки закончились, а из моей палаты забрали очередную женщину на роды. Уже отзвучали и ее крики, и крики ее малыша, на какое-то время все стихло.

Я думаю, что всем горюющим нужен психолог. Вытащит ли он вас из вашего горя? Нет. Такого, что вы войдете в его кабинет горюющим, а выйдете счастливым, – не будет. Но психолог будет рядом, подстрахует, чтобы вы не слетели с обрыва. Этот сопровождающий очень нужен.

1.01.18-31.12.17

Мне кажется, в роддоме я превратилась в металл, хотя и много плакала. Я словно удерживала себя на плаву, не погружалась в свою боль до конца. Я пыталась выжить, и откуда-то точно знала, что мне нужно делать: ходила, раскачивалась на четвереньках, замеряла схватки, засекла момент, когда поднялась температура. Действовала. Потом я узнала, что это знакомо многим женщинам, прошедшим через потерю.

Никто не учит нас, как вести себя в таких ситуациях. Не объясняет, не заботится.
Повезет, если медработники просто по возможности мягко выполнят свою работу. Отстраняться в такой ситуации на их месте – это нормально, потому что их тоже никто не учил, что и как надо делать.

Лиза родилась 1 января 2018 в 23:30, а умерла за сутки до того, как появилась на свет. Потом я буду несколько раз настойчиво прояснять, что да, мне нужно на табличке именно так: 1.01.18-31.12.17.

Я мечтала сбежать из больницы, но не могла. Лизу можно было забрать, чтобы похоронить, только 2 января.

Лиза изменила меня

Было ли мне тяжело? Честно – я не помню. Вероятно, да. Когда соседке приносят кормить здоровую девочку, а тебе на твою даже взглянуть не дали, это тяжело. Хочется сбежать и забыть весь этот кошмар.

Но тогда во мне проснулось нечто большее: я стала мамой. Эта мысль кажется дикой женщинам, не терявшим детей в беременности или в родах. Но во мне появилась эта непередаваемая сила, гораздо большая, чем моя боль, чем просто я.

Лиза изменила меня, теперь я была матерью и должна была сделать все, что могла, для своего ребенка. А могла я тогда очень мало и очень много одновременно: добиться документов, чтобы забрать дочку домой, а потом –  отпустить ее.

Если бы меня спросили, хотела бы я, чтобы со мной не случилось этой истории, я бы сказал нет.
Тогда в моей жизни не было бы Лизы. Я благодарна ей за то, что она со мной была, пусть даже недолго. Моя девочка действительно ураган, который ворвался в мою жизнь и изменил ее в считанные месяцы.

Мне пришлось найти другой способ любить свою дочь

Что было дальше? Я ходила к врачам, гадалке, остеопату, пила кучу витаминов и забивала на них, хотела немедленно беременеть, боялась и передумывала.

Я кричала, била о стену стеклянные банки, много плакала.

Ездила в путешествие, не работала и много работала, просила о помощи и помогала другим. Научилась работать с переживанием горя и перинатальными потерями.

Есть несколько вещей, которые мне помогали и помогают. Во-первых, позволять себе проживать горе так, как проживается. Не запрещать себе, не торопить. Если мне кажется, что от чего-то мне станет лучше, я это делаю.

Во-вторых, еще в самом начале я спросила себя, а хочу ли я жить дальше. И поняла, что, несмотря ни на что, хочу. Ответить себе на этот вопрос честно и следовать дальше своему ответу, опираться на него – одна из самых сложных вещей за всю мою жизнь. Но она мне очень помогла.

В-третьих, самое важное, – материнство. Да, оно особенное, но это – материнство. Я говорила и говорю себе, что должна найти другой способ любить свою дочь. Не отказаться от нее, не забыть ее, а – любить.

Обычно мамы кормят детей, меняют им подгузники, целуют их крошечные пальчики. У меня такой возможности нет. Значит, я должна найти для себя другой путь. И это может быть что угодно – рассказывать свою историю, написать книгу, ходить на кладбище, молиться о дочке на ночь, делать что-то совершенно постороннее, но – с мыслями о ней. Продолжать жить, в конце концов. Жить из любви.

Лизы нет со мной, но любовь к ней никуда не пропала. Она огромная, и ее надо куда-то направить. Тогда мне становится не так больно.

«Тема смерти детей во время беременности или в родах в нашей стране табуирована. Такой проблемы как будто не существует, ведь и ребенка как будто не было, – рассказывает директор благотворительного фонда «Свет в руках» Александра Фешина. – При этом, по данным Росстата, каждый день происходит около 475 выкидышей, абортов по медицинским показаниям и мертворождений.
Значит, столько же семей каждый день вместо встречи с ребенком сталкиваются с горем утраты. Эти семьи оказываются в состоянии социальной изоляции, потому что никто не знает, как их поддержать – ни родственники, ни друзья. Вот почему таким семьям нужна особенная забота и поддержка».

Источник: Благотворительный фонд «Свет в руках»
Помощь пережившим потерю детей до и во время родов

0

44

Как помочь ребенку пережить утрату родителя

Тема смерти болезненна и неприятна. Мы отталкиваем ее от себя в суеверном ужасе, дабы «не накликать», стараемся о ней не думать, не говорить в надежде, что нас это обойдет стороной. Но правда в том, что смерть – это естественная часть жизни. Наша смерть, наших близких. Мне тоже сейчас неуютно писать эти строки. Хочется стереть с экрана компьютера свеженапечатанное слово – смерть. Что же меня заставило писать эту статью? Недавняя консультация. Консультация, благодаря которой я еще раз убедилась, что благие намерения, помноженные на отсутствие знаний, приводят к тяжелым последствиям. Прочтите это, и пусть вам эти знания никогда не пригодятся!

Консультация.

На приеме молодая женщина, мать двоих детей – девочки девяти лет и мальчика – восьми. Три года назад она овдовела. Проблема – младший ребенок тоскует по папе так, как будто его смерть случилась вчера. Плачет, говорит, что хочет к папе, стал замкнут, раздражителен. Его сестра как будто не выявляет признаков горевания, даже злится на брата, если он плачет по папе. Но однажды мама заметила, с какой тоской и завистью ее девочка смотрела на играющих неподалеку отца и дочь. Она ничего не произнесла, но настроение ее испортилось.

Итак, налицо, у обоих детей затянувшееся горевание переходящее в хроническое, а у девочки – еще и скрытое горе. Каковы причины? Будем разбираться. Но для начала – немного теории.

Теория.

Как я уже упомянула, смерть является естественной составляющей жизни. И горевание по умершему тоже нормально, не требует медицинской или специализированной психологической помощи. Переживание горя — это процесс, длящийся во времени, ему свойственна динамика, прохождение ряда этапов, когда человек осуществляет «работу горя», которая включает в себя как переживания, так и активные действия. Цель «работы горя» состоит в том, чтобы пере-жить его, стать независимым от утраты, вновь обрести себя в изменившейся жизни и найти новые отношения с людьми и миром. Коротко опишу фазы «работы горя».

Первая фаза – это шок, отрицание и оцепенение. Длительность ее – до 7-9 дней. В поведении горюющего проявляется механистичность, автоматичность, эпизоды отрицания случившегося. Это своего рода защитная реакция организма, некая «анестезия» для того, чтобы человек смог привыкнуть к этой мысли. К концу фазы появляются элементы рационального понимания и признания утраты.

Вторая фаза – это собственно фаза горевания (или страдания). Острое горе разворачивается. Сначала страдание достигает максимальной силы, затем его интенсивность постепенно уменьшается. После сорока дней горе идет на спад.

Третья фаза – принятие утраты или интеграция опыта утраты. «Работа горя» в это время состоит в возвращении к реальности через преодоление психического страдания, освобождения от идей самообвинения, поглощенности образом утраты и идентификации с ним. Начинается освоение своего нового места в мире, а энергия переключается на отношения и занятия, не связанные с утратой. Существенное улучшение наступает через 1 -1,5 года. Остается – синдром годовщины – календарное обострение состояния.

Как вы могли заметить, приблизительные даты окончания одной фазы и начала другой – 9 дней, 40 дней, 1 год совпадают с народными традициями поминок, плюс поминки в день похорон. Конечно же такое совпадение не случайно, люди издавна заметили, что в эти периоды происходит обострение состояния горюющих. Цель таких поминок – не оставить горюющего наедине со своим горем, помочь ему выразить свои чувства, выплакаться. Для тех же целей в давние времена существовали плакальщицы. Своим плачем и криками они помогали родственникам умершего выйти из состояния оцепенения и прейти к следующей фазе – фазе страдания, которая, в конечном итоге, приведет к принятию утраты. Итак, необходимые условия нормального переживания утраты – это поддержка близких людей и возможность открыто выражать свои чувства. Это в равной степени относится как ко взрослым, так и к детям.

Вернемся теперь к нашей клиентке.

Причины осложненной реакции утраты у детей.

Почему же у этой прекрасной заботливой матери дети имеют все признаки осложненного горя? То, что мать прекрасна и заботлива не подлежит сомнению. Она делает все, что по ее представлению, необходимо для того, чтобы оградить и избавить своих детей от страданий. Она посвящает им много времени, отвлекает их, старается не проявлять своего горя в их присутствии, чтобы не погрузить их в непосильные «взрослые» переживания. Но… ничего не помогает. В чем причина?

Причина, как раз, в том, что старается оградить. Давайте разберемся. Разложим все по принципу: действия мамы и других родственников (далее - действия), ожидания последствий своих действий (ожидания), реакция детей на действия родственников (реакция).

Начнем с того, как сообщили детям о смерти отца.

Действия. На семейном совете постановили рассказать детям о смерти папы уже после похорон. На время похорон детей отправили к родственникам.

Ожидания. Если дети не увидят мертвого отца, они будут меньше травмированы, им легче будет пережить утрату.

Реакция. К горю ребенка примешивается чувство вины и изолированности от других. «Я не достоин того, чтобы попрощаться с папой. Я, наверное, сделал что-то плохое, может быть, это из-за меня папа умер».

2. Выражение чувств.

Действия. Мама и другие родственники не показывают при детях своего горя.

Ожидания. Чем меньше дети будут видеть наши страдания, тем меньше они будут страдать сами.

Реакция. «Поскольку другие не плачут и не страдают по папе, значит, страдать – ненормально. Но раз я все равно страдаю, то я ненормальный». Именно поэтому дочь не показывает свои чувства, боится, что все увидят ее «ненормальность». Или другое: «Если мама не плачет из-за папы, значит она его не любит. Я ненавижу ее за это!»

3. Ответ родителей на прямой запрос ребенка поговорить о папе, на его «хочу к папе».

Действия. Постараться отвлечь. Или же ответить: «я тебя понимаю», «можешь об этом поговорить» и… не продолжать.

Ожидания. Ребенок забудет о своих переживаниях. Но если уж хочет что-то сказать, пусть говорит. А раз он ничего больше не говорит, значит он уже все сказал и продолжать не хочет.

Реакция/реальность. Он не забудет. Он погружен в свои переживания. Он хочет говорить об этом, он хочет узнать больше о своих чувствах, о том, что они, хотя и тяжелые, но нормальные. Он хочет вырваться из этой изоляции, почувствовать близость со своей семьей. Но реальность такова, что он еще маленький, у него нет опыта в подобных делах. Он не умеет говорить о таких чувствах. Он хочет, чтобы взрослый человек направлял этот разговор. Он уже и так сделал все возможное – заявил о своих потребностях. От таких ответов он чувствует, что его потребности игнорируют.

Выводы.

Как я уже сказала выше, главные социальные условия нормального переживания утраты – это поддержка окружающих и возможность открыто выражать свои чувства. В этой же ситуации мать и другие родственники из самых лучших побуждений – оградить от боли – оставили детей один на один со своим горем. Отсюда – чувство одиночества, вины, беспомощности, чувство собственной ненормальности. «Работа горя» была приостановлена, она не переходила из стадии в стадию и, таким образом, принятия утраты не произошло.

Что делать?

Помните, что ребенок такой же член семьи, как и все остальные. Он чувствует то же, что и вы и немного больше. Для него это событие внезапное и невозможное, нарушающее его картину мира и чувство защищенности, вызывающее страх собственной смерти. Он нуждается в том, чтобы разделить эти чувства с близкими людьми.

Поэтому разговаривайте с ребенком о его чувствах и страхах. Не бойтесь «погрузить» его в переживания, поверьте, он и так погружен, но погружен бессловесно. Слова позволяют избавиться от тяжелых чувств. Позвольте ему плакать, злиться. Плачьте вместе с ним, так вы покажете, что ваши чувства совпадают, что он не одинок.

Необходимая составляющая принятия утраты – это осознание значимости умершего человека и его жизни. То, что он умер не должно выглядеть так, будто его совсем не было. Вспоминайте, рассказывайте друг другу истории об ушедшем. Такие истории, которые показывают, каким он был хорошим, добрым, смелым. Только не сочиняйте легенды, истории должны быть правдивыми, иначе ребенок почует подвох и затаится на вас. Чуть позже, когда острая фаза пойдет на спад, можно вспоминать смешные и забавные истории. Таким образом вы совместно создаете светлую память об ушедшем. Для ребенка это означает, что он не безотцовщина, что у него есть, хоть и более короткая, чем у других, но все же история со своим родителем.

Создайте совместные ритуалы в память об умершем: поход на могилу в годовщину, может быть, поход в его любимое место (кино, стадион, концерт) в день его рождения. На самом деле, это может быть что угодно, лишь бы делалось в память о нем, совместно, и вам обоим этого хотелось.

Действуя таким образом, вы поможете ребенку (а заодно и себе) выполнить «работу горя» до конца и принять утрату. Это даст шанс ребенку в дальнейшем жить полноценной жизнью без влияния травмы.

Автор статьи: Сосис Лилия

Отредактировано Натали (2018-11-15 01:24:27)

0

45

Видео моего педагога, тренера Елены Тарариной - размещаю в этой ветке  (Алена Обухова)

Как работать с гореванием

17 мин.

0

46

Одна история — это жить, когда у тебя все хорошо. А совсем другая — это жить, когда у тебя все плохо

Пост для тех, у кого много проблем. Пожалуй, ничего более сильного мы за последнее время и не читали.

— Здрасьте-здрасьте, проходите на кухню. Я сейчас. Только ногти досушу…

— Ногти? Какие ногти? — опешила психолог.

Она работает в хосписе. В детском хосписе. Она работает со взрослыми, у которых умирают дети. Это не работа, а наказание. Постоянный контакт со смертельным отчаянием.

Ее клиенты не красят ногти. Не одевают яркое. Не смеются. Не улыбаются. Не празднуют праздники. Не ходят в кино.

Они носят черные платки. Смотрят в одну точку. Отвечают невпопад. Подолгу не открывают дверь.

Они живут в ожидании черного дня и делают черным каждый день ожидания.

Психолог нужен для того, чтобы прогнать из головы таких родителей мысли о смерти. О своей смерти. Потому что когда уйдет ребенок, зачем жить?

Психолог должен объяснить зачем. Помочь придумать новое «зачем». И поселить это новое «зачем» в голову мам и пап, давно и привычно живущих на грани отчаяния.

— Какие ногти? – переспросила психолог. – Вы мама Анечки? Вы Снежанна?
— Я мама, мама. Вот эти ногти, — засмеялась Снеж. Показала красивый маникюр с блестящими, как леденцы пальчиками.

Снеж 30 лет. 2 года назад ее четырехлетней дочке поставили диагноз. Онкология. 4 стадия.

Диагноз, определивший конечность жизненного отрезка её дочери. Два года. Два раза по 365 дней. «Плюс-минус 720 дней», — посчитала Снеж и упала в колодец отчаяния.

В колодце не было дна. Когда Снеж смотрела на дочку, она все время летела вниз, испытывая нечеловеческие перегрузки. Ей даже снилось это падение. Во сне она отчаянно цеплялась за стенки колодца, сдирая пальцы в кровь, ломая ногти, пыталась замедлиться, остановиться. Просыпалась от боли. Болели пальцы. И ногти болели. Желтели. Грибок, наверное. Снеж прятала желтизну под нарядный маникюр.

Конечно, они боролись.

Снеж отчаянно карабкалась. Хваталась за любую возможность. Традиционная медицина. Нетрадиционная. В один день после утреннего облучения она могла повезти дочь к деревенскому знахарю. А вдруг? Лучевая терапия и отвары целебных трав. Экстрасенсы. Колдуны. Лучшие диагносты и онкологи.

«А вдруг» закончилось, когда метастазы попали в костный мозг дочки. Снеж поняла: вот теперь — всё. Финальный отрезок пути. Сколько бы там не было дней, они уже без «а вдруг».

Снеж осознала: она больше не сможет ничего изменить. Выбора: жить или умереть – больше нет. Ей, Снежанне, придется это принять. Она мгновенно замерзла.

Подождите, но выбор же есть всегда! Даже у осужденного на смерть человека, которого ведут на расстрел, есть выбор. Выбор – с каким настроем туда идти. С остервенением, с обидой, с прощением, с надеждой…

Снеж поняла, что в этом выборе – ее спасение. И согрелась.

Она выбирает жить «как ни в чем не бывало». Она не станет культивировать болезнь и подчинять ей всю жизнь дочери. И свою жизнь тоже. Она не положит на алтарь грядущей смерти больше ни дня из отведенных Господом на жизнь.

Надо ЖИТЬ. А не ЖДАТЬ.

Да, больничная палата и ежедневные инъекции яда в исколотые вены ребенка возможно продлят ее жизнь на несколько дней. Жизнь ли это для пятилетней девочки? Нет. Это мучение.

Анюта все время плакала в больнице и просилась домой. Дома – куклы. Мультики. Смешные журналы. Фрукты. Дома – детство. А в больнице – борьба. Но исход борьбы уже определен, зачем тогда?

Снеж забрала дочку домой. И стала жить-поживать.

— Это она не в себе, — хмуро смотрели на Снежанну другие матери, чьи дети оставались в больничных палатах. – Это она сдалась.

А Снеж в этот момент делала свой осознанный выбор. Она перестала падать в колодец. Остановилась. Подняла голову. И увидела небо. И лучи солнца, дотянувшиеся до нее в колодце.

Снеж крепко сжимала Анюткину ладонь, когда они уходили из больницы.
— Пойдем домой, моя хорошая…
— Мы сюда больше не вернемся? – с надеждой спрашивала девочка.
— Нет, больше не вернемся, — твердо сказала Снеж.

Анюта стала пациенткой хосписа. Ну, то есть жила дома, а там стояла на учёте.

Хоспис – это не про смерть. Хоспис – это про жизнь. Про то, что смерть – это часть жизни. Что умереть – не страшно. Страшно умереть при жизни.
Снеж ценила сотрудников этого заведения. Они всегда были рядом. На расстоянии телефонного звонка. Он всегда готовы были помочь. И они не задавали глупых вопросов. Это важно.

А другие — задавали.

— Как ты? – спрашивали окружающие.

В вопрос зашит глубокий ужас от осознания бескрайности чужой беды и глубокая радость от осознания, что эта беда – не со мной.

— Я – отлично, — честно признавалась Снеж. – Сегодня на карусели поедем. Анютка хочет. Мороженого поедим. По парку пошатаемся.

Люди отводят глаза. Этот текст принадлежит маме здорового ребенка. Его не должна говорить мама смертельно больной девочки.

Люди, ни дня не прожившие в колодце, любят давать экспертные советы о том, как грамотно страдать. У них есть Хрестоматия отчаяния, мокрая от слез.

А у Снеж нет такой хрестоматии. У нее – альбом с белыми листами. Каждый лист – это новый день. Сегодня мы проживем его на полную катушку. С мороженым и каруселями. Раскрасим яркими цветами и детским смехом. А потом настанет ночь, Анютка заснет, а Снеж будет слушать ее дыхание. Дыхание спящей дочери — лучшая симфония любви на свете. Спасибо, Господи, за ещё один яркий день. Завтра нас ждет новый чистый лист. В какие бы цвета его раскрасить?

Где-то на отрезке Анюткиной болезни от Снеж ушел муж. Страшнее, конечно, что при этом от Анютки ушел папа.

Уходя, муж говорил Снеж что-то обидное. Что толстая. И старая. И что-то ещё. Избивал словами. Снеж не слушала. Она понимала. Он просто сдается. Он уходит от страха. Он не хочет каждый день видеть угасание дочери. Это портит качество его жизни. Ему приходится виновато улыбаться. Потому что общество осуждает улыбки в такой ситуации.

Впереди ещё год. Муж не хотел выкидывать год своей жизни в трубу страданий. Ведь этот год можно прожить весело, ездить на море, смеяться заливисто, целоваться исступленно. А альтернатива – слезы, уколы, врачи, диагнозы. Муж выбрал первое. Вышел за скобки семьи. И оттуда, из-за кулис, дает ценные советы Снеж.

— Такой активный образ жизни добивает ребенка, — авторитетно заявляет бывший муж, рассматривая в соцсетях фотографии. На них — счастливая мама с хохочущей дочкой. Подписчики не подозревают, что дочка больна. — Ты ей жизнь сокращаешь.

Снеж молчит. А что говорить? Теоретически он прав. Если бы Анютка лежала сейчас, утыканная иголками, через которые в нее закачивали бы химические препараты на основе яда, она бы, вероятно, прожила дольше. Но… Разве это жизнь для пятилетнего ребенка?

Снеж давно не рефлексирует по этому поводу. Просто живет.

Недавно свозила дочку в Парк развлечений. Вот это приключение! Анютка была счастлива. Желтоватые щечки покрывались румянцем. Она целый день проходила в платье Эльзы, она была настоящей, взаправдашней принцессой. Снеж радовалась вместе с дочкой, заряжалась ее восторгом.

Жить, когда у тебя все хорошо — это одна история. А жить, когда у тебя все плохо — совсем другая.

Когда у тебя все хорошо, то можно думать о пельменях и новых обоях в гостиную. А когда все плохо, то все мысли перекрыты шлагбаумом осознания, что метастазы уже перешли в костный мозг ребенка.

Снеж прошла этап отрицания. И гнева. И истерик. Она уже там, на другом берегу. Она — в принятии.

Поэтому она живет, как будто все хорошо. Она сломала шлагбаум и прибралась в голове. Она думает о пельменях и обоях в гостиную. Можно взять бежевые такие, с кофейным оттенком. Будет красиво.

— Снежанна, вы думаете о том, как будете жить…потом? – осторожно спрашивает психолог. Она готова к ответу про суицидальные мысли. И знает, что говорить в ответ.
— Потом? Ну, плана у меня нет, но я знаю, что я сделаю сразу после…
— Что?
— Я уеду на море. Буду много плавать. И загорать. И заплывать за буйки.
— На море? Интересно, — психолог рассматривает Снеж с любопытством. Думает о силе этой измученной испытаниями, но несломленной женщины.

Снеж по-своему понимает этот пристальный взгляд. Она трактует его как осуждение. Она к нему привыкла.
— Вы думаете, это стыдно? Все так думают. Мама. Бывший муж. Соседи. Подруги.
— Я так не думаю, Снежанна, честно. Даже наоборот.
— Я смою в море все эти осуждающие взгляды. Все приговоры. Мне тут сказали, что я… как это… «пафосно страдаю»…
Снеж усмехнулась. Захотела курить.
— Снежанна, вы боитесь чего-нибудь? – спрашивает психолог.
— Я? — Снеж задумалась. — Наверно, уже нет. Я боюсь Анюткиной боли. Но есть морфий. А так ничего…
— Анечке хуже.
— Да, я вижу. Не слепая. Но так уже было. Думаю, прорвемся.
— А если нет?
— А если нет, то я не хочу вскрытия. Не хочу, чтобы трогали ее. И платье Эльзы уже готово. Она в нем была счастлива здесь. И будет там.

Психолог собирается уходить. Она здесь не нужна. Она не скажет этой маме ничего нового. Скорее, наоборот. Эта женщина — сама мудрость и принятие. А может это защитная реакция, блокирующая чувства. А может, жажда жизни. Какая разница? Море… Она хочет на море.

От нее не пахнет отчаянием. Пахнет лаком для ногтей. И немножко шоколадом. Они с дочкой ели шоколад.

Из комнаты в руки Снеж выстреливает Анютка.
— Мама, пойдем раскрашивать новыми фломастерами разукрашку!!! — верещит девочка.
— Я иду, Анют. У нас гости, видишь? Поздоровайся. А то не вежливо…
— Здрасьте, — здоровается девочка и убегает в комнату. Если бы не желтоватый цвет лица и не вздувшиеся лимфоузлы — обычный ребенок, заряженный детством.

Снеж выходит на лестничную клетку проводить психолога. А на самом деле — закурить. Очень хочется.

— Вы – удивительная, Снежанна, — говорит психолог на прощание. — Вы большая редкость. Вам не нужен психолог. Вы сама себе психолог. Я даже советовать Вам ничего не буду. Пожелаю сил и стойкости.
— Угу, спасибо, приятно, — Снеж приветливо улыбается и жадно затягивается сигаретой. — Сил и вам тоже. У вас работка — не позавидуешь.

Двери лифта закрываются и не дают психологу ответить любезностью.

Снеж докуривает сигарету и еще минуту рассматривает весеннее небо через грязное окно. Небо голубое, яркое, залитое солнечным светом.
Такое же будет на море. Потом. Снеж будет греться в его лучах. Быстро загорит в черное. Будет вечерами мазать сметаной красные плечи.

А когда придет пора – она вернется сюда.

Вернется, обновленная.

И пойдет работать в хоспис. Психологом. Будет вот также ходить к тем, кто разучился улыбаться, и учить. Учить жить вопреки диагнозам. Учить ломать шлагбаумы. Учить думать о море. Учить видеть солнце в колодце.

Она будет показывать людям свои фотографии. На фотографиях – счастье двух людей. И нет болезни. Это они с Анютой в парке. Это — катаются на лошадках. Это — на каруселях. Это — на горке. Это они лопают фрукты. А вот тут — шоколад…

Видите, можно жить. Можно. И нужно. Просто купите пельмени. Просто поклейте обои…

Р.S. А вот теперь все, кто прочел этот текст, подумайте: у вас и правда еще есть проблемы?

Автор: Ольга Савельева

0

47

КАК ГОВОРИТЬ С ДЕТЬМИ О СМЕРТИ

Как говорить с ребенком о смерти, в каком возрасте малыш способен постичь свою смертность, и как сделать так, чтоб это осознание не стало для него шокирующим?

Мало кому из родителей удается избежать такого сложного разговора с ребенком, как неожиданный разговор о смерти. Эти вопросы как бы появляются ниоткуда, и мы не готовы на них отвечать. Но вопросы о смерти являются базисной задачей развития ребенка. Как же все-таки объяснить, и что говорить родителям?

Дети в возрасте от 4 до 6 лет уже что-то знают смерти, но плохо представляют себе саму смерть. Обладая прекрасным воображением, но, еще не зная, как устроен мир, ребенок в этом возрасте начинает задаваться вопросами.

Маловероятно, чтобы до 6 лет малыш не столкнулся со смертью, ведь он наблюдает мир. Листья падают, насекомых зимой нет, любимый хомяк, рыбки, собака, а иногда и родные куда-то деваются, и родители говорят, что их больше нет.
По телевидению постоянная стрельба, после которой человек не встает. Что же с ним происходит? Этими и еще тысячей вопросов задаются наши дети каждый день.

И вот однажды ребенок приходит и спрашивает: «А я умру?», «Мама, а ты умрешь?» Эти вопросы не могут не волновать родителя.

Для начала надо понимать, что рано или поздно такой вопрос будет задан чадом. Поэтому заранее родитель должен спросить себя: «А что такое смерть для меня? Как я её себе представляю?» Особенно это сложно тем родителям, которые сами пережили потерю близкого человека. Но что именно и каким тоном ты будешь отвечать ребенку, заложит его представление о смерти на всю его жизнь.

То, как реагируют дети на тему смерти, отображает подлинную картину встречи человека со смертью. Нежелание ребенка смириться с фактом смертности, осознание им смерти, его ужас перед ней, его пути избегания смерти и обороны от нее, а также его последующее развитие, протекающее на фоне страха смерти – это то, через что проходит каждый в своё время.

Фрейд верил, что дети полностью поглощены исследованием сексуальности, вопросом «Откуда я?» Однако многочисленные исследования показывают, что вопрос «Куда я денусь?» также очень активно занимает детей, и продолжает звучать внутри нас на протяжении всей жизни. Мы можем прямо задаваться им, бояться его, игнорировать, вытеснять, но не можем от него освободиться.

«Мои аналитические наблюдения показывают, что в бессознательном детей присутствует страх прекращения жизни», – Мелани Кляйн, детский психоаналитик.

Зачастую взрослые избегают разговоров с детьми о смерти, уклоняясь от этой темы, не желая углубляться в мысли ребенка, они излагают поверхностную информацию. Думая, что малыш не поймет, испугается, если они что-то скажут не так.

Ребенок чувствует тревогу и замешательство родителей и понимает из нее, что беспокойство о смерти необходимо подавлять: родители по-настоящему ничем здесь не помогут. И начинает додумывать сам, а детская фантазия может зайти далеко.

Есть выражение «войти в отношения со смертью»: маленький ребенок думает о смерти, боится её, интересуется ею, запоминает связанные со смертью впечатления, находит определение «живой» или «мертвый» и понимает в какой-то момент, что его не станет на свете, так же как любого насекомого, животного или человека на Земле. А еще может не стать его родителей, что, возможно, еще страшнее. Эти вопросы не могут не пугать, и воздвигаются магического рода защиты от них.

Что следует и чего не следует говорить ребенку – конечно, решают родители, но, в любом случае, взрослые должны понимать, почему они выбирают тот или иной ответ на тему смерти. Для чьего блага делается выбор – ребенка или взрослого?

Многочисленные наблюдения психологов, психотерапевтов, исследователей детской психологии и родителей показывают, что в конечно итоге только правда для ребенка менее травматична. Так как подготавливает его к реальной жизни.

Если ты услышала от своего ребенка вопрос о смерти, главное – отвечать тактично, спокойно, чтобы не передать крохе свои страхи и тревогу. Не удивляйся, не возмущайся, какой бы странный вопрос ребенок ни задал.

Маленькому человеку трудно сразу понять, что такое смерть. Поэтому он «укладывает себе в голове», что это. На вопрос: «Умер – это как?» можешь отвечать сообразно собственным представлениям о жизни после смерти, говорить понятными ребенку словами, простыми предложениями. И не говори больше, чем тебя спрашивают. К остальным ответам ребенок может быть еще не готов.

Взрослому необходимо быть готовым принять любую эмоциональную реакцию ребенка, постараться ответить на все его вопросы. Если ты не знаешь, что ответить, так и скажи: «у меня пока нет ответа, но я подумаю».

Иногда привычные для нас ответы могут вводить ребенка в замешательство. Если подумать, за многими детскими страхами (страх темноты, страх чудовищ) стоит страх смерти.

Подумай, прежде чем отвечать, ведь если сказать: «Бог забирает на небо», ребенок может воспринять Бога как зло, которое отнимет у него жизнь.

Ответ: «Смерть – это когда уснул и не просунулся» – самая большая ошибка родителей. Такая фраза зарождает в ребенке страх сна, ведь он может не проснуться.

Ребенку могут часто сниться кошмары. В греческой мифологии Танатос (смерть) и Гипнос (сон) – братья-близнецы. Ассоциация между сном и смертью значима в расстройствах сна, и многие ученые высказывали мысль, что страх смерти – важный фактор бессонницы как у взрослых, так и у детей.

Старайся говорить ребенку правду:

– Мама, я умру?

– Да.

– А ты умрешь?

– Да.

– А когда?

– В глубокой старости, после того как ты проживешь долгую и интересную жизнь.

И говорите с ребенком о планах на будущее.

– Ты вырастешь, научишься (дальше можно перечислить многочисленные навыки, которым научится ребенок: кататься на велосипеде и роликах, плавать, играть на скрипке, танцевать, само собой, читать, писать и считать и т.п.), прочитаешь много интересных книг, побываешь в разных странах, познакомишься с новыми друзьями, окончишь школу, поступишь в институт, у тебя будет своя семья, дети, друзья, любимая работа, твои дети тоже вырастут… Люди умирают, когда их жизнь заканчивается. А твоя жизнь еще только начинается.

Если малыш, по твоему мнению, излишне интересуется вопросом смерти, попроси его нарисовать, что именно его пугает. Также можешь придумать сказку о мальчике (девочке), который ищет ответ на свой вопрос и пустится в приключения в поисках ответов.

Многочисленные наблюдения показывают, что дети в раннем возрасте «открывают» смерть, осознают неизбежность прекращения жизни, переносят это на себя, и это открытие вызывает у них огромную тревогу.

Наша задача как родителей снизить эту тревогу, постараться ответить на вопросы ребенка понятным для него языком. Честно признаться, что сами не все знаем, оказать поддержку малышу, который задается столь сложными вопросами жизни.

Автор материала: Юлия Кондратевич.
Источник: «У Психолога»

0

48

КАК ГОВОРИТЬ С РЕБЕНКОМ О СМЕРТИ?

ребенок боится Определимся с главным вопросом «А НУЖНО ли с ребенком говорить о смерти»?

Несомненно, нужно. Нужно в любом возрасте. Даже тогда, когда у взрослого от горя утраты ком в горле и слова не идут. Для чего?

Все, что связанно со смертью в нашем западном обществе принято как-то больше утаивать, умалчивать. Вроде бы мы все взрослые люди, понимаем, что нет жизни без смерти ни среди людей, ни среди животных и растений. Так устроен мир.
Иногда родители рассказывают своим малышам о том, что был дедушка, который умер когда-то или прабабушка, которая феноменально играла на фортепиано. Тем самым тема смерти поднимается мимоходом. Никто на ней не акцентирует.

Но как только дело касается реальных переживаний, связанных со смертью  здесь и сейчас, взрослые теряются. Самим тяжело, так еще и ребенку надо рассказывать. Лучше вообще молчать. Вырастет – сам поймет.

Такая позиция по-человечески глубоко понятна. В семье горе. Умер близкий человек. Внезапно или долго болел тяжелой болезнью – не имеет значения. Просто взял и умер. Это боль для всех тех, кто любил его. Это большая утрата. Невосполнимая. Первое время  эмоции бьют через край. О каких разговорах о сакральном с детьми может идти речь? Тут бы самим не загнуться от печали…

Но с точки зрения психологии, этот подход замалчивания крайне неверен. Более того, разрушителен. Посмотрим, что происходит в этот момент с ребенком. А ребенок наблюдает картину траура.
Взрослые мечутся и плачут. Кто активнее, кто молча страдает. Но в воздухе висит тяжесть. И все молчат о причинах происходящего. Для ребенка незнание травматично. Вечером заснул малыш в хорошем настроении, проснулся – и тут такое. Страшно.

-       Мама, почему ты плачешь?

-       Ничего-ничего, все хорошо…

Мама говорит одно, а ребенок видит и чувствует совершенно другое. Страшно.

Но это не самое страшное. Самое страшное, когда ребенок теряет одного/двух РОДИТЕЛЕЙ, или других значимых взрослых, и ему об этом не сообщают! Мол, маленький еще…

С позиции взрослого человека, маленькому ребенку будет сложно пережить утрату, он будет плакать. Взрослому вообще сложно смотреть на плачущего ребенка. А тут еще ребенок, который будет оплакивать смерть родителей. Нет уж, извольте…

И это в корне неправильный подход. Как писала выше, страшно – это когда неизвестно. Неизвестно, что происходит, куда делась мама, почему рыдает бабушка, почему все тебя жалеют. Неизвестность – это подрыв безопасности, одной из базовых потребностей ребенка.
Без ощущения безопасности мира и людей невозможно удовлетворить потребности высшего порядка. А это уже фрустрация в раннем возрасте – билет на психотерапию во взрослом.

Таким образом, как бы тяжело и горько не было взрослому, рассказать ПРАВДУ о случившемся он ОБЯЗАН. Это вовсе не значит, что ребенку нужно знать о всех подробностях (что за болезнь была у бабушки, ее анамнез, как ее будут закапывать в землю и сколько венков положат на могилу).

Ребенку необходимо рассказать ровно столько, чтобы ответ его удовлетворил. Часто вполне достаточно простой фразы «Папа умер. Помнишь, он болел. Его лечили в больнице, но он умер. Теперь он не сможет быть с нами. Мне жаль».
Все. Это объяснение, вполне приемлемо для 4-летнего крохи.
А дальше несколько вариантов: либо ребенок начнет задавать вопросы дальше или же выражать свои чувства по этому поводу, либо все одновременно.

Так вот задача взрослого – мужественно вынести проявления чувств ребенка. Спектр чувств достаточно разнообразен – от замешательства в легкой степени до масштабной агрессии. ЛЮБЫЕ чувства в данном случае адекватны. ЛЮБЫЕ. Запомните это, взрослые.

Дети смерть близких переживают несколько иначе. Они не осознают ее так глубоко, как мы. Но в любом случае, переживают. Должны научиться переживать.
А кто должен научить? Мы, взрослые. Даже если боимся сами выражать свои чувства, даже если не умеем, даже если самим страшно.
И ни в коем случае, не вправляйте ребенку мозг:  как ему чувствовать, что ощущать и как это «правильно» проявить. Горевать ребенок может ЛЮБЫМ способом.

Ваша задача – позволить ему горевать так как горюется и БЫТЬ рядом с ним. Желательно без «Та не плачь, все будет хорошо», «Твоя мама смотрит с неба как ты кричишь и обижается на тебя» и т.д. Этим вы только усугубите процесс горевания и добавите и без того несчастному ребенку чувство вины. Вины за то, что он не так как надо выражает свое горе. Выражения «Мне жаль. Я рядом.» - это самое оно. Этого достаточно. И обнимать, и целовать, и говорить о том, что любите. 

Поэтому маленькая памятка для взрослых «Как говорить с ребенком о смерти»:

  Отвечать на вопросы ребенка о смерти всегда. Без лишних подробностей. Пока ребенок не будет удовлетворен ответом. Спрашивает – отвечаем, не спрашивает – молчим;

  «Не утаивать» информацию о смерти близких и родственников, домашних любимцев и не придумывать сказок: «Собачка Пуфа улетела на небо», «Дядя Витя улетел в космос»;

  Если вы столкнулись со смертью здесь и сейчас, соберите всю волю в кулак и сообщите ребенку правду корректными словами. Не вселяйте в малыша ужас, ребенку нужно научиться принимать смерть как неотъемлемую часть существования всего живого и сделать это он сможет только в случае, если сами взрослые настроены к этому феномену спокойно;

  Позвольте ребенку выразить свое отношение к смерти близкого человека любым приемлемым для него способом. Целовать лоб усопшего на кладбище маленькому 3-летке не стоит, но придумать другой приемлемый способ попрощаться – желательно (написать вместе со взрослым письмо, сделать поделку, покричать в окошко и т.д.). Дайте ребенку возможно плакать столько, сколько потребуется. Это НОРМАЛЬНАЯ реакция. В случае утраты – это хорошая реакция;

  Не обвиняйте малыша в непонимании, недооценивании ситуации и ваших чувств: «Чего сопли распустил?! Твой вообще дед пьяницей был! Руки распускал!» То, что дед бил и пил – ваши проблемы. Ребенок может испытывать самые нежные чувства к деду независимо от вашего отношения к последнему. Имеет право.

  Поддержите ребенка. Пусть он знает, что вы рядом. Что вы понимаете и разделяете его горе и его чувства. Это очень важно.

Автор материала: Татьяна Сергеевна Белоконская.
Источник: «У Психолога»

0

49

ЗАЧЕМ ГОРЕВАТЬ? КАКОЙ СМЫСЛ В МОИХ СТРАДАНИЯХ? (ИЗ ЦИКЛА «ПЕРЕЖИТЬ ГОРЕ»)

Зачем горевать. Мы не знаем, когда наша жизнь или жизнь наших близких оборвется.

Потери - это то,  от чего мы не можем себя уберечь.  Это закономерность жизни.

С того само момента,  как мы узнаем о смерти близкого, запускается процесс горевания.  Это очень сложный и глубокий процесс наполненный  совершенно противоречивыми чувствами, разными по силе и глубине. Состояние в горевании колеблется от полной апатии, ощущения внутренней пустоты, онемения сердца и способности что либо чувствовать до испепеляющей боли, которая заживо сжигает всё внутри, от безысходной злости до самоуничижающего чувства вины.

Горюем мы по-разному.  Это зависит от того,  Что мы теряем вместе с умершим. В какой бы форме это не происходило, часто страдания становятся настолько мучительными,  что мы готовы сознательно причинить себя вред, чтобы хоть чуточку их заглушить. Настолько невыносимыми,  что порой собственная смерть кажется лучшим способом избавления от мучений.         

Так зачем же мы испытываем эти мучения?

Смысл этих страданий в том,  чтобы восстановиться после утраты и жить жизнь, которая у нас есть без боли. Любить, радоваться, мечтать, стремиться, достигать, испытывать удовольствие, наслаждаться. Каждый сам для себя решит, ради чего живет. Потом, когда горе завершится, место боли в сердце займет образ любимого и родного человека. Он не оставит в душе пустоты. Он наполнит ее своим теплом и силой.  Он по ту сторону жизни.

Он там, а вы здесь. И ваши с ним отношения могут быть такими, какими вы захотите. Это могут быть по-настоящему близкие и глубокие отношения. А связь с ним, едва уловимая для других и очень прочная для вас, придаст опоры и устойчивости в жизни. С вами теперь будет то,  чего никто и никогда не сможет вас лишит.  Это достойная награда за прожитый путь.

К этой встрече с умершим человеком в своем новом качестве мы готовимся долго. Сначала мы отчаянно сопротивляется и во что бы то ни стало хотим остаться в той жизни,  где родной человек ещё жив. Мы всеми силами удерживаем его в этом мире, отказываемся верить и признавать тот факт, что его больше нет. Он навсегда ушел и уже не вернется.

Мы защищаем себя от всепоглощающей боли и готовимся к тяжелой, но необходимой работе. Работа которую выполняем Мы и наше Горе.

И вот тогда, когда очевидность своей потери мы не может от себя скрыть, когда ожидание что, "это ошибка", "это сон", "он вернется"... не оправдываются, работа горя набирает обороты.         Мы чинаем злиться:

на того, кто виноват в смерти;
на тех, кто помогал и не смог спасти;
на тех, кто мог помочь, но не помог;
на себя за то, что чего-то не успели, не разглядели вовремя, сделали что-то не так...;
на судьбу;
на того, кто умер - он бросил, ушел, умер и оставил нас без себя горевать.

Мы обвиняем себя, что чего-то не успели. Мы виним за любую оплошность. Что ссорились и не всегда понимали, что недолюбили, недосказали, не заметили, не успели...    Мы торгуемся с судьбой, хотим всё исправить, быть лучше, покладистей, внимательней... и вот тогда еще есть надежда-иллюзия, что "Если бы я сделал..., Если бы я был таким..., всё могло бы быть иначе. Возможно тогда, он остался бы жив."     "Но нет!" И мы снова не можем скрыться от необратимости того, что произошло.

Мы оказываемся лицом к лицу со своим бессилием, мы ничего уже не можем изменить.    Тогда Боль становиться такой острой, она раскалывает сердце на частички.

Мы чувствуем сильное жжение в груди. От этой боли никуда не деться, ничем не заглушить. От нее хочется выть, биться головой, лезть на стену. Мы рыдаем, кричим, убиваемся...  И ничто не облегчает этих мучений. Только слезы... Их так много...   

Постепенной Боль становиться меньше и на ее место приходит Печать. Мы учимся жить без того, кто умер. Мы распределяем дела, которые раньше выполнял Он (Она, тот кто умер). Мы ищем другие способы получить то, что раньше  давал нам умерший.

"Моя клиентка после смерти матери, чувствуя себя очень беспомощной и незащищенной, стала рассуждать - а что я утратила? Ласковое слово, взгляд, голос, прикосновение - да, это невосполнимо.

Но очень многое из того, что делала для меня мама и что давало чувство защищенности, я могу делать для себя сама. Я могу научиться шить - мать ее обшивала, - я могу научиться себе готовить и создавать себе комфортные условия." Мы учимся давать себе сами то, что раньше мы получали от умершего.     

Проходит время и мы чувствуем, что бОльшая часть пути горевания прожита. БОльшая часть наших мысли и чувства не направлена на умершего. Теперь достаточно много времени мы думаем и переживать о своих делах, о других людях, о своей жизни, увлечениях, работе... Мы становимся более восприимчивыми  к новым впечатлениям и событиях жизни. Мы можем говорить об умершем без сильной боли.   

Печаль остается, она естественна, когда человек говорит или думает о том, кого он любил и потерял, но это уже печаль спокойная, "светлая". Работа горя завершена. Когда тот, кто пережил утрату вновь способен вести нормальную жизнь, он чувствует себя способным справиться с жизненными трудностями, когда есть интерес к жизни, освоены новые роли, создалось новое окружение и он может и хочет в нем жить.     

И вот, завершающий этап. Позволить ли себе жить без боли и горевания? Не будет ли это предательством по отношению к умершему? "Не станет ли моя любовь к умершему меньше, если я полюблю еще и других людей?" "Могу ли я снова выйти замуж и быть счастлива в этих новых отношениях? Не предаю ли я своего покойного мужа этим? Могу ли я радоваться, получать удовольствие и наслаждаться своей жизнью?"

И когда готовности к этому шагу будет достаточно, чтобы таки позволить себе оставшуюся жизни жить без траура, полноценно, тогда Вы хорошо поработали. И в награду получаете согревающий образ вашего любимого умершего человека в сердце.

!!! Для того, чтобы процесс горевания не затягивался на долгие годы (а иногда и на десятки лет), важно позаботиться о том, чтобы у вас были безопасные условия для горевания. Если в жизни у вас нет поддержки близких, если рядом с ними вы не можете себе позволить выразить злость, обиду, боль, проговорить важное и просто помолчать рядом, стоит обратиться за помощью к психологу.

Автор материала: Екатерина Анатольевна Шелест (Новикова).
Источник: «У Психолога»

0

50

ПОТЕРЯ БЛИЗКОГО ЧЕЛОВЕКА

Горе Переживание потери - самая душещипательная тема в психотерапии.

Ведь смерть часто внезапна и всегда значительна. И у каждого своё значение. Утрата близкого человека является реальным и психологическим событием, так как включает личное, символическое значение для индивида.

В результате потери значимого человека теряются, прежде всего, функциональные связи, которые обнуляют определенные роли человека.
Теряется идентичность в лице отца, мужа, сына, друга, внука в связи со смертью. Чем крепче и родственней узы, связывающие людей, тем сильней плотность и интенсивность переживаний.

Доминирующими чувствами в переживании потери будет печаль, горе.

Психологической основой горя выступает ощущение потери ценного, любимого, важного, необходимого. Смерть - утрата объекта привязанности, которая расценивается как утрата источника любви, радости, безопасности, благополучия.

Для плавного проживания утраты приведу в пример теорию задач горя, которую описал Дж. Вильям Ворден.  Горюющему человеку нужно пройти 4 задачи горя.

Признание факта потери близкого человека. Необходимо психологически смириться со смертью умершего. Часто люди не признают ситуацию, впадают в отрицание, в шок и в другие защитные реакции.

На этой стадии должны быть озвучены такие фразы: "Соболезную, что это случилось... Я грущу, что это с тобой... Большая потеря для тебя...".

Эти фразы направляют к признанию реальности и активируют чувственную сферу горюющему.

Переживание боли потери. Следует прожить все болезненные переживания. Некоторые люди блокируют эту стадию следующими способами:

- уходом в работу, трудоголизмом;

- чрезмерным употреблением алкоголя;

- психосоматикой (начинают болеть, чувства обретают форму симптомов);

- перееданием, заедая свои волнующие переживания.

Плакать можно и нужно. Существуют поминальные дни как раз для этого, когда горе рассеивается и проживается в присутствии других людей.

Неуместно говорить скорбящему человеку на этой стадии такие фразы: "Не переживай. Крепись, будь сильным. Всё будет хорошо. Не плачь! Жизнь продолжается...". Много энергии уходит, когда человек консервирует и удерживает свои чувства.

Наоборот нужен выход боли, злости, обиды, страха, печали, грусти, тоски и остальных волнующих переживаний. Человеку нужно отгоревать, чтобы стало легче.

В поддержку будет соболезнование и сочувствие. Сами эти слова несут глубокий смысл, ведь слово "со-болезнование" - совместная болезнь, а слово "со-чувствие" - общее чувствование.

Переживая горе, человек сообщает людям, что он любящий и заботливый и здесь нет ничего постыдного для окружающих.

Перестройка уклада жизни. Со смертью близкого происходят изменения собственной жизни. Важно восполнить ощущение пустоты. Переживание горя - это стресс, который побуждает человека к восстановлению личностной автономии.

Полноценное возвращение в социум, к привычной жизни, к личным планам способствуют прохождению этой задачи. Смерть напоминает нам о важности каждого мига жизни, который следует ценить.
Выстраивание нового отношения к усопшему.

Память о покойном не должна уже вызывать острых переживаний. Умерших нужно отпускать, не цепляясь за них. Они переходят в другой неведомый мир. Следует переменить физическую привязанность в другую форму. На смену скорби должна прийти светлая память.

Умерший всегда имеет своё особое место в сердце, в памяти и в мыслях родных людей. Можно молиться об ушедшем человеке, делать благие дела в память о нём, рассказывать о его былых трудах, храня его светлый образ.

Отмечу важность решения всех задач горя, так как непрожитая значительная потеря может нести следом за собой дополнительные потери. Прежде всего утрата призывает к эмоциональному развитию человека, которая требует мужества и чувствительности к случившемся событиям.

Ваше горе пережито, когда у Вас отсутствует фиксация на прошлом, Вы живёте настоящим и строите планы на будущее. Утрату не всегда удаётся восполнить полностью, но можно вместе с потерей приобретать что-то новое и необходимое для себя. Это даётся со временем, с личностным осознанием происходящего и с качественно новым подходом к жизни.

Автор материала: Алла Владимировна Дашко.
---
«У Психолога»

0

51

ПОЧЕМУ Я НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ? (ИЗ ЦИКЛА «ПЕРЕЖИТЬ ГОРЕ»)

горе, утрата близкого и нет печалиНочь. Телефонный звонок раздался в тихой комнате. Аня подняла трубку и услышала знакомый голос бабушки: "Аня, Её больше Нет..." Дыхание бабушки было прерывистым и она с трудом смогла произнести эту фразу. Онемевшая, и не веря своим ушам, Аня слушала подробности того, как это произошло. Так она узнала, что мама умерла.

Чувство,  будто ничего не случилось.

      Известие о смерти близкого человека всегда внезапно, даже если умерший долго болел и его смерть была ожидаемой. Это известие, как сильный удар, "оглушает" и вводит в состояние оцепенения и шока. Реакции людей на известие о смерти близкого в состоянии шока очень разные. Кто-то попадает в полную прострацию, погружается в состояние глубокой заторможенности, отрешенности от реальности, эмоционального онемения и ступора, на лице застывшее выражение, нет эмоций и слез. А кто-то, наоборот, очень суетлив, его активность бесцельна как проявление  двигательной и речевой возбудимости.

      В этом состояние человек вполне способен организовать похороны и выполнить необходимые при этом формальности. Иногда окружающих даже удивляет то, как хорошо "он держит себя в руках", однако сам человек находится как бы в оцепенении и действует механически. Состояние замешательства парализуют действия, его поведение становиться неорганизованным и беспорядочным. Подготовки к похоронам помогают структурировать время и понять, что сейчас нужно делать.

   "Я на самом деле не совсем понимаю, что сейчас чувствую. Мне пока всё это кажется чем-то нереальным, подготовки к похоронам, сами похороны. Как будто это не про мою маму говорят, а про кого-то другого. Сегодня к подъезду, где мы живём, привезли гроб с ней, чтобы родственники и друзья простились. Я из окна на всё это посмотрела, на собравшихся у гроба. Мне показалось, что это кого-то постороннего хоронят, не маму. Скажите, нормально, что я ничего не чувствую?", - спрашивает у меня Аня.

На этом этапе нормально возникновение чувства, будто ничего не случилось.

Состояние шока длится от нескольких минут до нескольких дней.

"Мне кажется это не правда. Папа погуляет по городу и скоро придет"

      После этого шок проходит, но состояние некого внутреннего диссонанс остается. Хотя умом человек понимает, что близкий умер, но до конца осознать и прочувствовать это еще не может.  В сознание уже прокрадывается факт того,  Что произошло,  но отрицается тот факт, что это реально и навсегда.

      Человек убеждает себя и других в том,  что это не правда, "врачи ошиблись", "спасатели не нашли,  но Он ещё жив", "Папа немного погуляет по городу и скоро вернется".  Еще какое-то время человек будет ждать, что вот-вот мама откроет дверь и войдет в дом. Что вернется из магазина и, как всегда, станет на кухне готовить ужин. Человек будет видеть умершего в прохожих. Ждать Его звонка. По привычке брать телефон, чтобы Ему позвонить... Еще какое-то время будет ощущение, что Он (умерший) просто ненадолго уехал, и скоро вернется. В это время человек эмоционально отдаляется и отстраняется от других. Он видит людей вокруг, но их не чувствует, человек ощущает себя как в стеклянном шаре.

     Мир видится через прозрачную пелену, сквозь которую то и дело пробиваются ощущения присутствия умершего - силуэт прохожего, лицо в толпе, похожее на родного человека; звонок в дверь - мелькнет мысль, что это Он; какой то шорох и, кажется, вот Он сейчас войдет в комнату... Человек не может поверить, что это на самом деле правда и что Он никогда уже не вернется...

    В это время может ощущаться слабость, истощение, нарушение сна: желание спать долго и проснуться только тогда, когда этот страшный сон закончится или, наоборот, бессонница "я не буду спать, чтобы не пропустить, когда он позвонит и придет".

Психика оттягивает во времени признание смерти и ее необратимости. Внутри живет надежда, что это ошибка, и она защищает от пекучей боли, которая настигает после осознания того, что близкого и родного человека уже нет и никогда не будет.   Человек оставляет себя в той реальности, где умерший еще жив. Поэтому сейчас нет боли, нет горя. Местами появляются слезы, но они не приносят облегчения. Сейчас только замешательство и ожидание, что скоро все проясниться, "я проснусь, а Он рядом, живой".

      Признание необратимости потери происходит постепенно и в норме наступает к 40 дню (+/-). Этому процессу очень помогают ритуалы, связанные с похоронами и поминками. 

"Я не хочу видеть маму в гробу"

      Похороны - это момент истины. Когда  человек имеет возможность убедиться лично, что "вот он мой любимы и дорогой лежит в этом гробу сейчас", прикоснуться и почувствовать, что в этом теле уже нет жизни, оно холодное, бесчувственное. Он умер. Это неоспоримо. Но даже сейчас, глядя на мертвое теле родного человека, механизмы отрицания продолжают спасать. Многие говорят: "Он так не похож на себя, это правда Он?" Закрадывается мысль, что в морге ошиблись.

     Родственники и друзья умершего тоже пришли проститься и проводить в последний путь. Они становятся живыми свидетелями факта смерти. Продолжать верить в ошибку и надеяться на возвращение становиться все сложнее. На 9 и 40 день близкие родственники собираются помянуть, тем самым ка бы закрепляют тот факт, что человек умер. Очевидность этого трудно отрицать.

"Ну, вот и все... Да, Он умер. Его больше нет. Он не вернется. Никогда..."

   Потеря признана. (!) Защитные механизмы шоковых реакций выполнили свою роль - они создали буферную зону для того, чтобы шквал боли в полном объеме не сломал и не разрушил человека сразу после известия о смерти. И дальше человек лицом к лицу сталкивается со острой болью потери, которую ему еще только предстоит пережить.

Так в обычно протекает первый этап горевания.

Автор материала: Екатерина Анатольевна Шелест (Новикова).
---
«У Психолога»

0

52

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ...TO BE CONTINUED

горе...
Что бы в жизни не случилось, важно помнить и напоминать человеку о том, что жизнь продолжается...
Мир вокруг не рухнул.

▪ что-то точно осталось на своих местах...

▪ кто-то точно тебя также любит и ждёт...

▪ где-то точно остались твои места твоими..

▪ и ты точно не остался один в неизвестном мире...

Я верю и знаю, что одиночество глушит слух и закрывает глаза в такие моменты на всё. И сложно заметить. Сложно заметить и зацепиться хоть за что-то.

Сложно заметить,
✔как тебя ждут, с надеждой и верой, что не останутся одиноки в этом ожидании,
✔как рады тебе где-то, потому что ты точно привносишь что-то лично своё, незабываемое и интересное в этот мир,
✔как хотят поддержать тебя, просто не совсем знают как именно тебе подходит,
✔как любят и ценят твоё присутствие рядом,
✔как ждут возможно, что и ты сейчас догадаешься о их внутреннем крике о помощи
✔как твои же вещи ждут твоего внимания и пользования, потому что когда-то ты их выбрал для обслуживания своих потребностей,
✔как твоё животное не может обходиться без твоей заботы, потому что верит тебе,
✔как твой же психолог сопереживает и ждёт тебя в твоё время, чтобы побыть рядом с тобой, таким разным и чувственным... без осуждения, насмешек, и уговоров, что всё происшедшее «фигня», «забудь», «будь выше всего этого», «будь сильнее», «не плачь, ослепнешь/заболеешь», и «ещё таких будет у тебя...» и подобное.

Жизнь продолжается...
Несмотря на все попытки исчезнуть сейчас и быть незаметным,
Ты продолжаешь жить...

И тебе придётся дальше как-то жить...

Важно только вспомнить сейчас, что мир вокруг не рухнул и ты не один!

Психолог, психотерапевт Алена Бондарь
---
«У Психолога»

0

53

Как разговаривать с детьми о трагедиях

Психотерапевт Екатерина Сигитова очень подробно написала о том, как рассказывать ребенку о трагических событиях, и в каких случаях этого не стоит делать вовсе.

Сказать или промолчать?

Проблема с бессилием и горем такого масштаба как в Кемерово – в том, что сделать, как правило, ничего уже нельзя. От этого заливает чувствами так, что трудно дышать. Когда мне трудно дышать, я ищу заземления.

Спокойные и четкие инструкции о том, как на эту тему разговаривать с детьми, – хорошее заземление. Предлагаю этот метод и вам. Потому что разговаривать, похоже, так или иначе придется. Не об этом, так о чем-нибудь другом.

В отличие от многих других разговоров этот разговор нельзя назвать прямо уж обязательным для всех детей. Если вокруг вас в данный момент все относительно мирно и спокойно, если ребенок вообще не смотрит телевизор и новости, если ему неоткуда услышать про трагедию, то, возможно, у вас не будет нужды в объяснениях прямо сейчас. Но момент, когда нужно будет поговорить, рано или поздно наступит.

Опросы показывают, что даже дети, которым узнавать о трагедиях неоткуда, как-то ухитряются что-то узнать. Возможно, слышат обрывки разговоров взрослых, возможно, читают про непонятные им события в интернете. Возможно, что-то им рассказывают другие дети, узнавшие неизвестно где и неизвестно что. В общем, не угадаешь.

Еще одна проблема в том, что любая информация о чем-то угрожающем выглядит в глазах ребенка жутко и пугающе. Да мы и сами-то дико пугаемся и впадаем в эмоциональный паралич, даже если нас лично ничего не касается, – что уж говорить о детях!

Поэтому лучше все же поговорить, так как дети чувствуют наши переживания в любом случае, и лучше дать объяснения. А в каких-то ситуациях говорить нужно обязательно, чтобы снизить риск психологической травмы и дать выход тревоге. Например, если что-то случилось рядом, если ребенок услышал что-то и не может с этим справиться, если что-то произошло со знакомыми или родственниками, во всех этих случаях этот мануал вам поможет сориентироваться.

Попробуйте прозондировать почву – задайте несколько вопросов типа:

Слышал/а ли ты что-то о…?
Что ты и твои друзья думаете о том, что происходит в …?
Ты случайно не в курсе, что произошло в …?
Ты знаешь, что такое …?
А вот мы с тобой смотрели фильм про…, что ты думаешь о…?
Из ответов попробуйте составить общую картину:

Что ребенок действительно знает?

Думает, что знает, но на самом деле не знает или понимает неправильно?
Какие у него/нее есть вопросы, неясности и тревоги?
Если ответы говорят о полном неведении ребенка, и его/ее явно ничего не беспокоит, то можно пока что дальше не продолжать.

Если ваши вопросы вызвали любопытство, пообещайте объяснить потом, либо скажите, что это пока не очень важно, вы просто хотели уточнить, кто что знает, так как ничего не знаете сам/а. После этого можете отложить разговор на какое-то время.

Если же при ответах явно есть какое-то напряжение или вы слышите разные фантастические версии и объяснения, почерпнутые непонятно откуда, то это подходящий момент, чтобы аккуратно что-нибудь рассказать.

Не волнуйтесь, вы не напугаете ребенка еще больше – скорее наоборот, дети очень боятся, когда есть ощущение, что тема запретная, и ее нужно обходить молчанием. Так что любые разговоры в этой ситуации будут лучше, чем их отсутствие.

Каковы главные правила такого непростого разговора
?

Пожалуйста, не старайтесь защитить детей, скрывая от них и свою реакцию, и факты. Задача родителей в таких ситуациях, когда уже ясно, что что-то страшное произошло, показать детям, что они умеют как-то с таким справляться. Может быть, не идеально, не очень хорошо, но – умеют. Так что ваши горе и грусть – адекватная реакция, слезы – адекватная реакция, даже тревога – адекватная реакция и все это можно показывать ребенку, если вы справляетесь. Так вы сможете дать образец эмпатии и в то же время самоподдержки.

При обсуждении любой темы не забывайте постоянно заверять ребенка, что он/а и вся ваша семья живет вне опасной зоны, и не находится прямо сейчас в опасности. Скажите, что большие беды случаются редко, и лично у вас с семьей очень маленькие шансы столкнуться с чем-то таким. Увы, сами дети до этой мысли додумываются не всегда и могут подолгу бояться, например, что пожар (или другое угрожающее событие) случится у них дома или в школе.

Пользуйтесь подручными материалами, например, глобусом или картой мира/России, чтобы сразу найти на ней место, где все это произошло (заодно ребенок еще раз увидит, что это достаточно далеко от вас). В качестве других подручных материалов подходят средства первой помощи (показать, поиграть), противогаз (если есть) и другие. Если у вас дома есть оружие, не стоит использовать его как подручное средство. Только – безопасные предметы.

Если вы видите или чувствуете, что ребенку некомфортно обсуждать эти темы, временно сворачивайте на смежные – на обсуждение правил противопожарной безопасности, на игры в эвакуацию и пожарных, на рисование и т.д.

Этот разговор – так же, как и большинство других, – будет сильно растянут во времени. Ребенок может долго-долго обрабатывать информацию, а потом задать новый вопрос, в любое (обычно очень неподходящее) время. Это нормально, и если вам не хочется объяснять все это в переполненном автобусе, пообещайте вернуться к теме чуть позже, дома (и обязательно сдержите обещание).

Не надо сразу рассказывать все, что знаете, следуйте за вопросами ребенка. Адаптируйте свои ответы в зависимости от вопросов, и давайте возможность прояснять и уточнять. Если в вопросе ребенка содержится явное искажение фактов, сначала мягко скорректируйте его. Если это прямой вопрос «Что такое…?», то ответ должен быть точным, кратким и по возможности безэмоциональным. Если у вас есть подозрения, что вопрос задан не просто так, и под ним есть еще какой-то вопрос или чувство, сначала уточните контекст.

Совершенно точно не стоит объявлять возникающие вопросы ребенка глупыми, нелогичными или неважными.

Почему важно рассказывать о тяжелых событиях?

Общая цель разговора – не только информировать детей, но и помочь им справиться со страхами, непонятными моментами и вопросами, которые у них уже появились. Эти страхи и непонятности могут выглядеть очень причудливо – например, «торговые центры и высокие здания постоянно горят, поэтому в них страшно находиться». Поэтому нужно будет уделить время их прояснению.

Для детей постарше и для подростков цели разговора могут быть еще и образовательными: чтобы они понимали правила поведения при каких-то ситуациях, чтобы понимали варианты действий на всех доступных им уровнях; чтобы они знали о разного рода проблемах, с которыми могут столкнуться и т.д.

Какие подробности уместны
?

Точного ответа на этот вопрос нет, все зависит от вас и ребенка, от ваших ценностей и вашей точки зрения на всю эту тему в целом, от реакции ребенка на разговор и пр. Какие-то дети заинтересуются, например, темой пожаротушения (кстати, вовсе не обязательно это должны быть мальчики) и с удовольствием послушают все, что вы им скажете, а потом еще и сами погуглят и вам расскажут. Кто-то из детей останется к этому совершенно равнодушен.

Некоторым будет страшно и некомфортно разговаривать вообще про все подряд, и вам придется дать им буквально самый минимум информации.

В конце концов, лично вы тоже имеете право решать, что адекватно рассказывать ребенку, а что нет – и будете правы, потому что вы лучше знаете своего ребенка, чем его/ее знаю я.

В целом, большинство психологов сходятся в том, что не надо знакомить детей со страшными подробностями – кого где заперли, как именно кто погиб, кто куда ушел и кого оставил, сколько человек прыгали из окон и пр. Это и взрослые-то не все в состоянии обработать без травматизации, а дети – тем более.

Также не стоит пытаться объяснять политические проблемы в стране со взрослой точки зрения, и давать информацию, которую они никак не могут использовать, и которая им непонятна. Лучше, наверное, в такие моменты говорить что-то вроде «Я точно не знаю, надо подумать».

У ребенка может быть довольно сильная эмоциональная реакция на ваши ответы – например, он/она может выражать свою злость на виновников пожара или на государство, может расстроиться из-за того, что люди умирают, может размышлять о сложных этических проблемах массовых трагедий. Это, в целом, нормально. Мы все сильно реагируем на темы, связанные со смертью и страданием, особенно, когда речь о десятках и сотнях людей, среди которых есть дети. И наши дети делают то же самое в соответствии с возрастом и уровнем их эмоционального развития.

Не нужно делать ничего специального, если вы видите яркий эмоциональный ответ ребенка – просто будьте рядом и признавайте, что такие чувства имеют право быть, и вы тоже чувствуете что-то похожее.

Что конкретно рассказывать?
«Иногда что-то идет не так, как должно. Например, в природе все должно идти хорошо – солнце должно всходить и заходить, море и океан – приливать и отливать, растения должны расти, земля должна быть твердой и так далее, но так бывает не всегда.

Где-то образуется слишком много воды, или снега, или тепла, и это может быть опасно для людей. Это называется природная катастрофа. Например, когда трясется земля, – это землетрясение. Когда образуется слишком большая волна, – это цунами. Слишком сильный ветер – тайфун или смерч. Слишком много снега, который сползает вниз по горе, – лавина. Часто от природных катастроф погибает или страдает сразу много людей, которые живут рядом с этим местом, потому что они не успевают никуда спрятаться или уехать.

Иногда и у самих людей не все идет гладко. Обычно есть определенные правила, мы все их соблюдаем, чтобы ничего плохого с нами не случилось. Например, не играем со спичками и с ножами, не стоим на краю обрыва и так далее. Это называется техника безопасности.

Такие же правила есть и не только для нас лично, но почти для всего – для домов, для поведения на работе, и для остального. Но эти правила, к сожалению, соблюдаются не всегда. От этого могут тоже случаться катастрофы, но они уже не природные, потому что возникли из-за людей. Например, кто-то что-то где-то забыл опасное выключить, или безопасное включить, или не потушил костер в лесу, или не проследил, чтобы все шло по плану на работе. И тогда что-то может загореться, лопнуть, взорваться или протечь, и может пострадать много других людей.

Как правило, никто не хочет, чтобы случилась катастрофа, но люди могут что-то забыть, или быть глупыми, или быть пьяными. Иногда даже бывает много глупых людей в одном месте. И тогда катастрофа случается.

Когда погибает много людей, это очень несправедливо и тяжело. Мне тоже очень грустно сейчас, потому что в этом пожаре погибло много людей.

Когда многим людям тяжело, им обычно легче грустить и горевать вместе. Для этого люди могут делать разные вещи – например, отнести цветы и игрушки на то место, где произошла трагедия, или послать что-то тем, кто пострадал, или как-то показать свое горе другим – привязать черную ленточку или поставить свечку вместо своей фотографии в социальных сетях. Ты тоже можешь что-то сделать, если хочешь. Порой горюют вообще всей страной – для этого объявляется день грусти, он называется национальный траур, и развлечения на это время отменяются».

Какой реакции ждать
?

Страх, бессилие и горе

Первым делом скажите, что такие чувства совершенно нормальны, и именно с таких чувств отдельных людей и начинаются все положительные изменения, которые делают мир безопаснее и лучше. Расскажите детям, что много тысяч людей по всему миру работают над тем, чтобы больше не было войн, терроризма, преступлений и пожаров.

Предложите тоже что-то сделать, чтобы не чувствовать себя совершенно беззащитными и пассивными перед тем количеством плохого, которое есть в мире, а еще, чтобы окружающая среда стала более мирной и спокойной, и чтобы люди (в т.ч. сами дети) чувствовали себя лучше.

Например, нарисовать картинку про пожарную безопасность, послать какие-то вещи пострадавшим, если это нужно, проверить работу пожарной сигнализации в школе, придумать какие-то способы эвакуации или сигнализации, не играть со спичками и т.д.

Нервное возбуждение от темы трагедии, похожее на восторг и радость

Сразу скажу, что дети, которые реагируют именно так, вовсе не являются поголовно психопатами, нуждающимися в лечении. Все дело в окружающей среде.

Приемы (в т.ч. язык, видеоряд и пр.) для описания пожаров, войн, терактов и пр., которые используются в фильмах, видеоиграх и СМИ, зачастую представляют все это очень романтически и привлекательно. Поэтому может создаваться ложное впечатление, что это что-то красивое, захватывающее и радостное. И дети, которые еще толком не понимают, как страшно это на самом деле, оказываются втянуты в контекст, где все выглядит возбуждающе, сильно и драматично. Конечно же, они верят этому, и в силу возраста не думают о том, что это не совсем правда.

В связи с этим может показаться, что некоторым детям плевать на страдания и боль, они фокусируются лишь на красивой идее (надо сказать, что некоторые родители считают такую реакцию нормальной, например, для мальчиков, — и даже стимулируют ее развитие, поощряя ребенка как «будущего пожарника»).

В итоге, конечно, решать вам: если ребенок реагирует именно так, вы можете его аккуратно разубедить, давая информацию об обратной стороне трагедий, а можете и не разубеждать, если это соответствует вашим ценностям и планам на воспитание.

Злость и гнев на «врагов», «плохих людей», «виновников»

Дети, особенно дошкольники, легко заражаются идеей существования «плохих людей» и отмщения им за то, что случилось. Эти чувства тоже нормальны, потому что ребенок пока не понимает всей сложности события. Он не сможет какое-то время понять, почему в мире все это продолжается, и ему легче наклеить на участников некий ярлык, который бы все объяснял.

Некоторые дети даже делают тему «ответного удара» и поиска виноватых центральной в своих разговорах, рисунках и играх. Да, впрочем, и некоторые взрослые тоже. Здесь важно быть внимательными к тем чувствам, которые лежат под поверхностной агрессией: это может быть тревога, ощущение беззащитности и несправедливости, горе и переживание ущерба и т.д.

Также добавьте к своим пояснениям то, что у способа «око за око, зуб за зуб» и у эскалации агрессии есть определенные последствия, можно – с примерами из обычных межличностных ситуаций (то, что все только больше злятся и ситуация может зайти очень далеко).

Как говорить с ребенком, который сам пережил беду
?

И последнее: а есть ли какие-то особенности при разговоре с ребенком, который уже вовлечен в тему больше, чем вы? Может быть, среди его близких есть те, кто пострадал в пожаре? Может быть, он сам видел пожар?

Конечно, такие особенности в разговоре есть. И советы по разговору с таким ребенком можно развернуть в отдельную книгу, на что у нас тут нет возможности.

Пожалуй, вот что главное: фокус разговора должен быть не на информирование о пожарах, безопасности и трагедии (возможно, ребенок знает об этом как никто другой), а на поддержку ребенка, признание его права на горе, стресс и злость. Такие дети могут быть очень агрессивны в какие-то моменты беседы, и важно не допускать никаких своих суждений об их поведении, о событии, не оценивать их и не ретравмировать своим мнением.

Кроме того, у детей могут возникнуть симптомы посттравматического стрессового расстройства (флешбеки, проблемы со сном и аппетитом, избегание людей, которые напоминают о событии, потеря интереса к жизни, апатия, ухудшение успеваемости, повышение конфликтности и раздражительности) – в этом случае будет нужна помощь специалиста.

Вот, наверное, и все.

Берегите себя и детей.

Психотерапевт Екатерина Сигитова
Источник: сайт Маил.ру

Отредактировано Ирина (2019-11-04 14:56:54)

0

54

Смерть ребёнка: как помочь семье пережить горе

Автор: Игорь Лунёв. Опубликовано 02.04.2018.

Смерть близкого человека пережить всегда тяжело. Но когда умирает ребёнок – это страшная утрата для его родителей. Именно на работе с такими утратами сосредоточились психологи Санкт-Петербургской общественной организации социальной помощи «Семейный информационный центр».

Потеря ребёнка может стать глубокой травмой на всю жизнь для обоих родителей – у тех, кто топит себя в этой травме, в отчаянии, рушатся или искажаются отношения как внутри семьи, так и связи с внешним социумом.

Психолог центра Надежда Степанова рассказывает, как специалисты «Семейного информационного центра» помогают родителям и другим членам семьи пережить смерть ребёнка и найти новые надежды.

«Семейный информационный центр» помогает женщинам, перенесшим перинатальную утрату и членам их семей, семьям, потерявшим ребенка, а также при рождении недоношенного ребёнка или ребёнка с инвалидностью.

— Кто тяжелее переживает утрату – семья, потерявшая младенца, или семья, потерявшая ребёнка старше?

— Если говорить о том, что более взрослого ребёнка потерять тяжелее, чем новорожденного, то и соглашусь, и нет. У каждой семьи, у каждой ситуации свои особенности. Но да, социальных и психологических связей у родителей образуется всё больше и больше по мере роста ребенка, это и кружки, садик, друзья, родственники… все эти люди и сообщества соприкасались с ребёнком, семьей.

У этих родителей, таким образом, возникло больше воспоминаний, надежд. И даже после появления в семье другого рёбенка воспоминания о потерянном у родителей остаются, но это естественно.

Другой вопрос, если подспудно родители не перегоревали эту потерю, а так может быть по разным причинам. Например, один из родителей был косвенно виноват в том, что ребёнок погиб в аварии.

— Получается, что в переживаниях людей преобладает эгоизм: «Переживаю потому, что не сбылись ожидания», «Мое горе» и так далее. Но ведь тогда остаётся очень мало места самим ушедшим детям…

— Но так чаще всего и происходит при потере любого близкого человека, не обязательно ребёнка. Чаще мы переживаем не о нём, а о том, что мы остались без него и нам теперь нужно перестраивать свой мир. Мы плачем о себе, своих нереализованных мечтах, планах, ожиданиях….

— А многие ли родители, потерявшие детей, страдают от чувства вины? И как вы работаете с людьми, если эта вина реальна?

— Страдают все. А как работать – очень сложный вопрос. Когда молодая женщина на восьмом месяце беременности спрыгивает с парашютом и теряет ребёнка, с ней, конечно, работать очень тяжело – она понимает, что виновата, что потерю спровоцировали её действия. Но тут нужно признать факт – да, поступок был необдуманный. Возможно, женщина была не очень готова к материнству, в её картине мира вообще не предполагалось, что дети могут погибать. Или семья готовилась к рождению ребёнка, сделали всё, что нужно и можно, а чувство вины всё равно присутствует. Как работать? В зависимости от ситуации. Сказать, что чувство вины уходит быстро и навсегда, нельзя. Иногда на это нужно много времени.

6 документальных фильмов о тех, кто пережил смерть близких

— Похороны ушедшего ребёнка – в каком ключе вы обсуждаете эту проблему с клиентами? Особенно когда речь идёт о новорожденных младенцах.

— Часто мамы порой даже не хотят смотреть на своих умерших новорожденных детей, не хотят их забирать, чтобы похоронить. До определённого времени была такая практика у врачей – говорить: «Зачем тебе смотреть?» Но если женщина не хоронила своего ребёнка, у неё в дальнейшем выстраиваются всякие страшные картины.

Например, приходила женщина уже по поводу внуков (она достаточно молодая бабушка), но выяснилось, что у неё в первом браке умер ребёнок, но она не стала на него смотреть, не стала его забирать, и потом она начала представлять себе его внешность, потом стала искать в интернете информацию о том, что происходит с телами таких младенцев – кто-то рассказывает, что их используют, как биоматериал, кто-то – что их сбрасывают в общую яму и так далее.

И она говорит: «Я стала себе всё это представлять. И как мне теперь с этим жить?» Ко мне приходят семьи, которые уже приняли решение, женщина вышла из роддома и теперь она ищет у меня подтверждения того, что она поступила правильно, отказавшись посмотреть на ребёнка и похоронить его. А вот у верующих людей вопрос, надо или не надо хоронить ребёнка, вообще не встаёт. Поэтому важно, чтобы психологи работающие с такими семьями, имели единый подход и понимали нужность и важность данного этапа.

В Германии, если семья поначалу не желает смотреть на ребёнка и хоронить его, ей дают некоторый срок на осмысление своих желаний и действий, за который семья может изменить своё решение. Было бы здорово, если бы мы переняли их практику.

— Если другие дети в семье уже есть, вы с ними тоже работаете?

— Да. С детьми обязательно надо работать. Ведь дети понимают, что происходит. Если родители им не говорят о случившемся, у них формируются неврозы, страхи, причём порой не связанные на прямую со смертью. А родители часто не сообщают детям о смерти сиблинга.

Объясняют так: «А зачем?» Особенно, если умирает новорожденный младенец – придумывают какую-то историю или вообще накладывают запрет на эту тему. При этом ребёнок видит, что все плачут, что маме и папе не до него, его могут отправить к бабушке и дедушке. Ребёнок чувствует себя выделенным из семьи, в своеобразной зоне изоляции.

И у него появляются какие-то свои фантазии, с которыми ему дальше приходится самому справляться, фантазии ребёнка порой страшней реальности. Так что я считаю, что ребёнку надо обязательно рассказать о смерти его братика или сестрёнки, но найти для этого подходящее время и продумать, какие слова сказать. 

— Но ведь и сам ребёнок может остро переживать смерть брата или сестры.

— Конечно. Опять-таки, особенно если уже есть какая-то история их общения. И главное: в любом случае ребёнок из-за таких событий в семье тоже может впасть в депрессию. Считается, что если ребёнок прыгает и скачет, значит, ему весело и хорошо. Но он может таким способом оттягивать на себя внимание родителей, чтобы они переключились и им стало весело, а ребенок таким образом, получает для себя «прежних» родителей, таких, какими они были до потери.

— Как вести себя другим ближним тех, кто переживает утрату ребёнка? Что говорить нельзя, а что говорить можно и нужно?

— Скорее, скажу о том, что нельзя. Нельзя говорить сразу после того, как это случилось: «У тебя ещё будут дети». Ведь родители ещё не переплакали, не перегоревали. Нельзя предлагать уйти в работу, забыться, прекратить плакать – то есть нельзя предлагать какую-либо блокировку эмоций. Тем более, нельзя говорить: «Мне надоело, что вы плачете». Нельзя винить, даже если объективно вина родителей в смерти ребёнка есть. Нельзя обесценивать потерю: «беременность была не вовремя», «что ни делается, всё к лучшему» и тому подобное… Самим родителям и так хватает чувства вины, надо их просто поддержать.

Вообще трогать эти темы можно только тогда, когда родители сами захотят про это говорить. Что делать нужно? Дать возможность плакать столько, сколько необходимо. Но при этом смотреть, замыкается человек в себе или нет. Если  уходит от социума, это тревожный знак. В этом случае нужно звонить, приходить, не оставлять своим вниманием. Разговаривать и главное – слушать, удерживая себя от советов и сравнений: нельзя говорить, что у кого-то всё гораздо хуже, это тоже обесценивание.

— А если человек резко отказывается общаться?

— Если человек живёт один, то нужно всё-таки иногда звонить, просто чтоб сказать: «Я здесь, можешь мне позвонить в любое время». Можно писать СМС, писать сообщения в интернете, в скайпе. Сегодня возможностей много дать знать человеку, что он не один.

— Женщине нужно дать поплакать. А мужчине?

— Мужчины тоже плачут. И здорово, когда мужчина может себя это позволить. Мужчинам я предлагаю, если есть возможность, взять совместный отпуск – для того, чтобы побыть с самим собой, с супругой. Некоторые семьи уезжают – но не ради развлечения, а для того, чтобы выскочить из привычного и травматичного пространства. Мужчине важно знать, чем он может помочь супруге, как отвечать на расспросы окружающих, например: «Да, мы потеряли ребёнка, но сейчас я говорить об этом не хочу». Но это не значит, что он не переживает и мужчине не нужно время для проживания потери.

— Приходят ли к вам люди спустя годы после утраты?

— Надо сказать, что прямо сразу, то есть в остром состоянии горя вообще приходят редко. Но бывает так, что приходят и спустя очень долгий срок. Иногда приходят ведь с другими вопросами, касающимися семейных отношений, а когда я начинаю расспрашивать о прошлом семьи, то выясняется что была утрата ребёнка.

И здесь, если человек готов об этом говорить, то либо это прожитая история, и он рассказывает так же, как могу рассказать свою историю я, либо это сильные чувства, эмоции, заново переживается горе, люди говорят: «Мы об этом никому не рассказывали».

— Пожилые люди, когда-то пережившие утрату, могут как-то поддержать молодых с такой же проблемой?

— Конечно. Пожилой человек может сказать: «Посмотри на меня, мне 75 лет. Тебе тяжело сейчас, это нельзя забыть, но пережить можно». Сейчас скажу фразу, которая многих может шокировать в данном контексте: так или иначе, любые переживания обогащают человека. Страдания тоже делают нашу картину мира богаче. И вот тут пожилые люди могу показать это на своих примерах. Но вот когда умирает единственный внук или внучка, у бабушек и дедушек переживания бывают не менее сильные, чем у родителей ребёнка. Это ведь тоже связано с их несбывшимися ожиданиями, они думают о том, что других внуков могут и не дождаться.

— Может быть, вообще одна из главных проблем в том, что мы друг от друга слишком многого ждём?

— Да. А когда наши ожидания и наши фантазии не сбываются, это становится для нас катастрофой. Есть люди, которые готовы быстро перестраиваться, а есть люди, которые не готовы. Конечно, в кризисной ситуации любые несовпадения обостряются.

— Вот есть старая поговорка: «Бог дал – Бог взял». По сути, это краткое изложение фрагмента из библейской Книги Иова. Как вам кажется, раньше люди относились легче к смертям своих детей?

— Мне кажется, да. Было больше упования на Бога и понимания, что человек не в состоянии распоряжаться своей жизнью и смертью в полной мере. И мне тоже приходится говорить клиентам о том, что у каждого из нас свой срок.

— Отсутствие такого понимания не порождает ли гипероветственность?

— Я постоянно говорю об этом на семинарах и вебинарах – не только посвящённых утрате, но и вообще проблемам, связанным с детьми. Всё-таки родителям надо быть в определённых вопросах проще. Извините, но в 50-е и 60-е годы у ребёнка часто был единственный эмалированный горшок. А теперь рассуждают: «Вот, ребёнок не ходит в синенький горшок, давайте купим ему красненький». И маме внушают, что если её ребёнок в полтора года не ходит на горшок, то она плохая мама. И есть ещё момент: раньше женщины рожали сколько детей? Сколько Бог дал. А теперь? Большинство – одного или двух.

Притом, что социальные и экономические условия раньше могли быть и гораздо хуже. Поэтому я часто говорю о том, что не надо невротизировать родителей – у них есть ещё и жизнь помимо ребёнка. Для ребёнка это катастрофа, когда жизнь его родителей сосредоточена только на нём. Этому в большей степени подвержены родители детей с особенностями развития. Помню одну семью, в которой младший ребёнок имел очень тяжёлую симптоматику – лежачий, с задержкой психического развития.

Он дожил до 10 лет и в этом возрасте мог только лежать и кататься – не более того. Но его папа – врач, мама – преподаватель, оба работали и работают, они не остановили свою жизнь, но и не отдали ребёнка в интернат. Ребёнок жил с ними. Что они сделали? Они обезопасили пространство, в котором он находился, например, сделали ему спальное место практически на полу – чтобы он не упал и не ударился.

— А у этой пары не возникало чувство вины из-за того, что они, возможно, должны были больше заниматься ребёнком, и тогда он достиг бы хоть немного более высокого уровня развития?

— Знаете, я думаю, что такие мысли могут возникать у любого родителя – не важно, здоровый у него ребёнок или больной, живой он или умер. Всегда есть ощущение, что ты что-то недоделал, недодал, не успел, проглядел… Но эта пара всё равно старалась дать своему ребёнку очень много – продолжала заниматься его реабилитацией даже тогда, когда специалисты говорили им, что прогресса не будет. Родители отвечали: «Но он живой, значит, будем делать».

— Вы работаете также и с семьями, в которых есть дети с инвалидностью. А может ли к вам обратиться семья, которая ещё только опасается, что ребёнок или родится с нарушениями развития, или не выживет?

— Наш проект предусматривает, что мы подхватываем семью, когда ещё на стадии беременности врачи выявляют, что у ребёнка может быть какая-то патология. Здесь очень важно дать женщине понять, что она не Бог, а мама, и делает максимум того, что может. Если в этот период обращается вся семья, то очень важно помочь всем определиться, что и как в данной ситуации может сделать каждый из них. Когда семья выходит из состояния дезориентации и переходит к реальным действиям, это дает людям возможность видеть и сами эти действия, и их результаты, что в конечном итоге даёт надежду.

Ведь есть такая проблема: часто, если женщина рожает ребёнка с теми или иными нарушениями развития, она отгораживается от социума: «Меня никто не поймёт». У неё есть страх осуждения – и действительно, не все окружающие понимают, что происходит. И тут наша задача – восстановить её связь с социумом.

Как формировать социальные связи в данном случае? Знакомить семью с другими семьями, у которых схожие проблемы. Семьи могут делиться реальным опытом, адресами медучреждений, организаций, работа которых имеет специфику работы с теми или иными нарушениями.

К тому же наше общество в целом всё-таки меняется – и многие семьи с инвалидами получают моральную поддержку от самых обычных людей, своих соседей, например.

Источник: Филантроп
ЭЛЕКТРОННЫЙ ЖУРНАЛ О БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ

0

55

Гештальт-терапия ребенка, переживающего утрату

Автор:  Оклендер В.
Комментарий: Глава из книги В. Оклендер «Скрытые сокровища: Путеводитель по внутреннему миру ребенка» (2012), вышедшей в свет в издательстве Когито-Центр.

Гештальт-терапия идеально подходит для работы с детьми, переживающими горе, поскольку она ставит во главу угла директивность и фокусировку. Если ребенок, который страдает от утраты, достаточно хорошо приспособлен к жизни, курс лечения может быть довольно коротким. При длительной терапии сессии становятся чем-то вроде танца: иногда ведет ребенок, а иногда – терапевт. При кратковременной работе в большинстве случаев ведущая роль принадлежит терапевту. Ему следует установить, какая терапевтическая помощь необходима ребенку для усвоения всего, что будет происходить на занятиях, принимая во внимание возраст, способности, чувствительность и степень сопротивления ребенка. Терапевт не должен навязываться или вторгаться на территорию ребенка – он должен действовать в игровой манере и без каких-либо ожиданий.

Прежде чем начать работу с детьми, переживающими потерю, терапевт должен понять, из чего складываются утрата и горе.

Стадии горя

Элизабет Кублер-Росс (Kubler-Ross, 1973) выделила пять стадий развития реакции на смерть любимого человека: отрицание и изоляция, гнев, попытки договориться, депрессия и, в конце концов, принятие. Большинство терапевтов согласилось с предложенными ею стадиями и применяет их для работы с различными ситуациями потери. В своей замечательной книге «Слишком боюсь, чтобы плакать» (Terr, 1990) Ленор Терр обсуждает процесс скорби, описанный в трехтомном труде Джона Боулби «Привязанность, сепарация и утрата» (Bowlby, 1973–1983), выделяя в нем четыре фазы, особенно отчетливо проявляющиеся у детей: отрицание, протест, отчаяние и разрешение проблемы. По ее мнению, дети способны застревать на одной из фаз в течение очень долгого времени. Терапевт не может подталкивать клиента, чтобы тот быстрее проходил эти фазы. Однако, если сделать акцент на определенных переживаниях, это может запустить процесс возвращения к полноценной жизни.

Переживания при утрате
Когда ребенок страдает от утраты, он испытывает разнообразные чувства и терапевт обязан знать, что с ним происходит. Вот некоторые из этих чувств: смятение, покинутость, отрешенность, укор, потеря собственного «Я», вина и страх, ощущение утраты контроля и предательства, желание позаботиться о родителях, скрытая печаль, гнев, стыд и непонимание. Терапевт должен понять, что мучает его клиента, чтобы направленно применять терапевтические техники. На разных уровнях развития преобладают те или иные переживания. Например, четырехлетний ребенок, потерявший родителя, чувствует свою ответственность за эту утрату, так как он еще эгоцентричен по природе. В целом можно предположить, что каждому ребенку придется пережить бόльшую часть перечисленных выше чувств.

Виды потерь
В процессе своего развития дети сталкиваются с разнообразными утратами, которые оставляют глубокий след в их душе. Потеря любимой игрушки, расставание с другом, с любимым учителем, смерть домашнего питомца, смена места жительства, развод родителей и утраты, связанные с некоторыми видами физических травм,– все эти события заставляют ребенка страдать. Смерть родителей, братьев или сестер, друга, бабушки или дедушки, безусловно, наносят ребенку глубокую травму. По мере взросления потери накапливаются, и, если эмоции горя не выражаются соответствующим образом, это существенно мешает нормальному развитию. Ребенку не свойственно страдать месяцами или даже годами после утраты. У него есть силы естественным путем преодолевать горе. Но он уже получил множество вредных интроектов, касающихся выражения своих чувств, столь необходимого в подобных ситуациях. Нельзя плакать. Плохо злиться из-за утраты. Ребенок чувствует себя ответственным за благополучие окружающих его взрослых. Он навсегда может сохранить тайный страх, что сам виноват в своей потере. Другими словами, ребенку необходима поддержка и помощь во время его горевания. Когда этот процесс не тормозится, а поощряется и когда переживаемые во время горевания чувства находят своего адресата, ребенок обычно начинает быстро приспосабливаться к новой ситуации.

0

56

продолжение книги

Кратковременная терапевтическая работа
Когда перед терапевтом ставят задачу помочь ребенку преодолеть его горе, то часто ему дают на это очень мало времени, что делает задачу практически невыполнимой. Терапевт может чувствовать давление, связанное с необходимостью скорого достижения результатов. Прессинг может отрицательно повлиять на работу, но терапевт должен уметь избавляться от подобных эмоций и верить в то, что он делает, пусть даже и безуспешно. Если ребенок, испытавший утрату, до этого жил нормальной жизнью и у него развито чувство собственного «Я», поддерживаемое окружающими его людьми, то даже нескольких сессий будет достаточно, чтобы помочь развитию процесса переживания горя.

Кроме того, если терапевт чувствует канву складывающихся отношений, а ребенок способен поддерживать хороший контакт, то в этом случае можно добиться хороших результатов. Контакт с ребенком следует оценивать регулярно, так как он может замкнуться, разорвать возникшую связь, если работа становится слишком напряженной для него и при отсутствии у него достаточной внутренней уверенности в своей способности справиться с задачей. Терапевт должен проявлять чуткость ко всему этому, а когда такое происходит, ему надо уважительно отнестись к сопротивлению ребенка и, возможно, предложить провести остаток времени за какими-то безобидными занятиями или поиграть в любую игру по выбору ребенка.

Если взаимоотношения и контакт с ребенком установлены, терапевт должен наметить некоторые цели, которые бы наилучшим образом соответствовали модели кратковременной работы. Но какие бы цели он перед собой ни ставил, ему надо стараться обойтись без каких-либо ожиданий. Каждая сессия должна быть продумана по структуре и по задействованным на ней упражнениям, но предвосхищение результата – это предпосылка неудачи.

Каждый ребенок хорошо чувствует, когда от него чего-то ждут; подобная установка может серьезно нарушить и запутать ход сессии. Ожидания порождают динамику, вклинивающуюся в ход естественного взаимодействия терапевта и ребенка. Терапевту следует принять экзистенциальную установку: пусть произойдет все, что произойдет.

Давайте рассмотрим несколько полезных правил кратковременной работы:

1. Рассматривайте данную ситуацию как «кризисную интервенцию». Скажите ребенку, что у вас есть всего несколько сессий, чтобы ему помочь.

2. Оцените возможное количество сессий и спланируйте свою работу, но не рассчитывайте, что произойдет все, что запланировано. Например, первая сессия обычно тратится на налаживание взаимоотношений, знакомство с ребенком, вовлечение его в какую-нибудь игровую деятельность и обеспечение его безопасности. Если терапевт проявляет уважение и искренность, последователен в своих словах и поступках и принимает ребенка таким, каков он есть, и в то же время сам владеет навыками налаживания контакта, хорошие взаимоотношения и атмосферу безопасности на сессии, как правило, удается установить без особого труда.

3. Не сливайтесь с ребенком. Часто при работе с детскими потерями терапевт чувствует, что обязан позаботиться о ребенке, изменить ситуацию в лучшую сторону, начинает давать волю эмоциям и жалеть ребенка, и в результате позволяет тому делать все, что ему захочется, даже нарушать установленные нормы поведения. Если терапевт не может сохранить в неприкосновенности свои собственные границы и заставить ребенка действовать в рамках общепринятых правил, то последний чувствует тревогу и смущение.

4. Составьте список вопросов, которые, на ваш взгляд, относятся к ребенку, с которым вы работаете, и расставьте приоритеты. Учитывайте степень важности выделенных процессов и эмоций. (В следующем разделе будут приведены конкретные примеры.) В зависимости от возраста ребенка терапевт может обсудить с ним некоторые из этих вопросов, дав ему возможность самому решить, какие из них он хочет проработать.

5. Если возможно, приглашайте родителей на некоторые из сессий. Объясните им, как вы работаете. Оцените, на каком уровне происходит общение вокруг утраты. Например, мальчик, отец которого потерял работу, чувствовал, что должен приободрить родителей, убеждая самого себя и обращая внимание только на «яркую сторону» вещей, полностью отгораживаясь от страха. Одновременно появились другие проблемы: стали снижаться оценки в школе, ослабла концентрация внимания. В ходе совместной сессии выяснилось, что мальчик был напуган тем, что происходит с семьей. Родители признали, что никогда не показывали собственного страха и не обсуждали этих проблем в присутствии ребенка, считая, что это слишком тяжело для него. Когда они начали обсуждать друг с другом свои чувства, симптомы ребенка исчезли.

6. При работе с детьми терапия носит прерывистый характер. Завершается она, как правило, лишь на время. На каждом уровне развития возникают новые проблемы. Но ребенок может работать только на том уровне, который соответствует его развитию. Родители должны это понимать.

7. Будьте честными и прямыми с ребенком при обсуждении причин его прихода к вам на прием. Понять объяснения могут даже совсем маленькие дети, если терапевт использует соответствующий их развитию язык.

0

57

продолжение книги

Примеры
Далее приведены краткие отчеты о кратковременной работе с детьми, переживающими горе.

Случай первый

Мать двенадцатилетнего Джека умерла от рака, когда ему было семь лет. К тому времени его родители были разведены, а отец успел жениться во второй раз. У мальчика были хорошие отношения с обоими родителями, которые оформили совместную опеку, он хорошо учился, имел много друзей и в целом создавал впечатление хорошо приспособленного к жизни ребенка. После смерти матери Джек переехал в дом отца и мачехи, которую он очень любил. Отец говорил, что со смерти первой жены с мальчиком не было проблем. На вопрос, как Джек переживал свое горе, мужчина ответил, что, по сути, внешне страдания мальчика были практически незаметны, он немного поплакал лишь однажды – сразу после того, как впервые узнал о смерти матери.

В свои нынешние двенадцать лет, которые являются критическим возрастом, у него стали проявляться разные симптомы. Джек стал хуже учиться, предпочитал оставаться дома, а не играть с друзьями, расстраивался, если отца не было дома, плохо спал. Родители не связывали эти симптомы со смертью его матери, произошедшей пять лет назад. Однако это травматическое событие показалось мне весьма значимым, в особенности после того, как отец сказал, что он «так спокойно» его пережил.

Сессия 1

На первое занятие Джек пришел с семьей. Именно на этой сессии я знакомлюсь с «историей» ребенка и выслушиваю родителей. Очень важно, чтобы ребенок знал все то, что говорят мне его близкие. Джек согласился работать, чтобы лучше спать, так как хотел стать спортсменом, но чувствовал постоянную усталость, которую связывал с плохим сном.

Сессия 2

На второй сессии я оценила способность Джека налаживать взаимоотношения и вступать в контакт. Это был яркий, дружелюбный ребенок, который быстро нашел со мной общий язык и начал полноценно общаться. Все выглядело таким образом, что мы могли бы ограничиться кратковременной работой.

Первую нашу совместную с Джеком сессию я посвятила созданию ощущения комфорта и становлению наших взаимоотношений. После короткого разговора я попросила мальчика нарисовать безопасное место – то, в котором он чувствовал бы себя защищенным. Джек нарисовал палаточный городок и объяснил, что любит выезжать на природу с отцом и приемной матерью. Он рассказал, что ему очень нравится быть с ними и делать все вместе, вдали от стрессов большого мира. Я составила список этих стрессов под диктовку Джека. Мы завершили занятие игрой в «Уно», которую мальчик сам выбрал среди нескольких простых и веселых развлечений.

Сессия 3

На следующей сессии я попросила Джека закрыть глаза и подумать о маме, чтобы посмотреть, какие воспоминания у него возникнут. На просьбу нарисовать увиденное или хотя бы сделать набросок мальчик ответил, что практически не помнит мать, но нарисовал сценку на пляже. Потом он объяснил, что помнит, как они ходили с мамой купаться, когда он был совсем маленьким. Я попросила Джека говорить голосом маленького мальчика с его рисунка и сразу начала с ним диалог: «Что ты делаешь?» После недолгого молчания Джек ответил: «Я строю замок из песка». Я попросила мальчика поговорить с мамой на картинке от имени того малыша. В завершение этого небольшого упражнения Джек улыбнулся: «А получилось интересно». И снова мы подошли к концу сессии с игрой «Уно».

Сессия 4

На столе лежали две доски для занятий с глиной, а также резиновый молоток и другие инструменты. Когда мы лепили, я невзначай попросила Джека рассказать мне побольше о матери – все, что он о ней помнит. Глина обладает удивительным свойством дарить приятные сенсорные ощущения и облегчать проявление эмоций. Мальчик был удивлен, сколь разнообразны его воспоминания. Я объяснила, что его проблемы со сном и трудности при расставании с отцом связаны со смертью матери, которую он пережил в семь лет. Джек был потрясен и испуган. Я предложила вылепить из глины фигурку семилетнего ребенка и вообразить, каково было ему потерять маму. Снова начался диалог с малышом, голосом которого говорил Джек, и мы попытались «смоделировать», что бы мог сказать тот маленький мальчик.

Терапевт: Ты испугался, когда мама заболела?

Джек: Когда ее положили в больницу, мне было очень страшно.

Терапевт: Конечно! Это очень страшно для маленького мальчика.

На мои мимоходом заданные вопросы Джек, к своему удивлению, смог рассказать достаточно много. Я объяснила, что детям в этом возрасте бывает трудно пережить свое горе, им нужно помогать пройти через все стадии этого процесса. Мальчик был потрясен рассказом об этапах страдания, а в его голове возникали все новые воспоминания: «Я помню, как разозлился, когда отец сказал, что она умерла! Я был уверен, что он лжет, убежал из комнаты и не хотел с ним говорить. Я думаю, это было отрицание. А папа рассердился на меня. Наверное, он и не подозревает о разных фазах горя». Джек рассказал о своей злости, которая создала множество проблем. Поэтому он предпочел спрятать ее, считая, что это очень плохая эмоция. Я положила большой кусок глины перед Джеком и предложила расплющить его молотком. Мальчик охотно выполнил мою просьбу. Тогда я предложила добавить к ударам слова, а Джек встал и стал изо всех сил молотить по глине, из глаз его полились слезы, и, обращаясь уже к матери, мальчик закричал: «Почему ты бросила меня?» Я подбадривала его: «Конечно, скажи ей все!»,– понимая, что если промолчу, Джек внезапно поймет, что делает, и прервет этот громкий всплеск эмоций. Это продолжалось еще некоторое время, а потом мальчик сел на стул. Я быстро похвалила его за то, что он позволил выйти своей негативной энергии, и снова вылепила из глины фигурку семилетнего мальчика Джека.

Терапевт: Джек, это твое «Я» в семь лет. Вообрази, что ты можешь отправиться назад на машине времени и поговорить с ним. Что ты ему скажешь?

Джек: Не знаю.

Терапевт: Попробуй сказать, что тебе жаль, что он потерял мать.

Джек: Ну, хорошо. Мне жаль, что ты остался без мамы. Ты всего лишь малыш, и она тебе необходима. Это неправильно.

С моей поддержкой и, опираясь на мои предложения, Джек продолжал говорить.

Терапевт: Джек, этот маленький мальчик живет в тебе. Некоторое время он молчал, но теперь, когда тебе двенадцать и ты можешь сделать много чего, я думаю, он пытается привлечь твое внимание. Мне кажется, что он застрял в своем возрасте, потому что никогда не выражал и даже не знал своих чувств. Сейчас ты ему нужен. Когда ты расстраиваешься, что твой отец уходит, это он боится, что что-нибудь может случиться и с его папой. Именно этот малыш не дает тебе уснуть. Но теперь у него есть ты, и, конечно, ты его никогда не бросишь. Ведь он – часть тебя. Ты сейчас очень ему нужен. Поэтому на этой неделе каждую ночь перед сном разговаривай с ним. Скажи, что никогда не покинешь его и что он очень хороший мальчик. А может, ты расскажешь ему сказку, лежа в постели.

Джек: Моя мама рассказывала мне разные истории.

Терапевт: Теперь ты можешь делать это сам. Я думаю, у тебя получится, попробуй. Это твое домашнее задание на неделю!

Джек отказался попрактиковаться в этом упражнении на сессии, но согласился выполнить его дома.

Сессия 5

На следующей сессии Джек сказал, что спал лучше, но не вполне хорошо. Я попросила его закрыть глаза, представить, что он лежит ночью в постели, и описать свои чувства. Мальчик сказал, что по-прежнему немного боится, но не понимает, чего именно он боится. Я предложила ему нарисовать свои страхи разными цветами, линиями и фигурами.

Джек: Вот так я чувствую. Много волнистых линий и кругов, в основном черных. Мне кажется, я боюсь, что папа тоже умрет, как вы и сказали в прошлый раз.

Терапевт: Мы не можем знать, что произойдет в будущем, но, когда мальчик теряет кого-то из близких, особенно маму, он, естественно, начинает думать, что то же произойдет еще с кем-нибудь, например с отцом. Ты должен объяснить маленькому мальчику внутри тебя, что бояться – это естественно, что ты понимаешь его чувства. Вот он (я быстро нарисовала фигурку на бумаге), скажи это ему.

Джек: Конечно, бояться – это нормально.

Терапевт: Ты этому веришь?

Джек: Да, бояться – это нормально для него. Но я не думаю, что я должен бояться.

Терапевт: Именно поэтому я и прошу тебя поговорить с ним. Мне кажется, если ты разрешишь ему бояться, тебе самому будет не так страшно.

Джек: Ладно. Можешь бояться. Это нормально.

Терапевт: Напомни ему, что ты с ним и никогда его не покинешь, что ты умеешь делать многое из того, чему он еще не научился.

Джек еще некоторое время попрактиковался в этом.

Сессия 6

На шестой сессии Джек сказал, что уснул, не закончив разговор со своим семилетним «Я», и перестал беспокоиться о своем отце. Он был слишком занят.

Я напомнила мальчику, что иногда он будет скучать по маме, но нужно позволять себе делать это, а иногда – делать что-то приятное для семилетней части своего «Я».

Сессия 7

На последнее занятие Джек пришел вместе с родителями. Мы немного поговорили о том, что узнал мальчик. Джеку не терпелось просветить их, особенно по поводу стадий переживания горя.

Контрольная сессия была назначена через месяц. Все было в порядке.

Вся работа уместилась в семь занятий, включая последнее.

В первой сессии принимала участие вся семья, а на следующих двух мы устанавливали взаимоотношения с Джеком и выяснили, что ключевым событием, вызвавшим его проблемы, была смерть мамы. Я предположила, что это была главная причина беспокоивших его симптомов, особенно его расстройства привязанности. Спонтанно проступили основные направления работы: устранение боязни быть покинутым, гнева и грусти. Таким образом, обучение умению заботиться о себе и о своем «Я» являются важными и эффективными звеньями терапевтического процесса.

0

58

Случай второй

Отец десятилетней Сьюзан покончил жизнь самоубийством. Ее родители развелись, когда девочка, младшая из троих детей, была еще младенцем. Отец Сьюзан принимал очень активное участие в ее жизни, и они были очень близки. Родители договорились, что девочка поживет у него год, но как раз перед ее приездом отец свел счеты с жизнью. Через шесть месяцев мать Сьюзан обратилась за терапевтической помощью, потому что поведение девочки ухудшалось с каждым днем. У нее случались вспышки агрессии и гнева, а учительница начала жаловаться, что девочка не выполняет домашние задания и дерется. Как правило, именно так и бывает: ребенка приводят к терапевту через несколько месяцев после потери близкого человека, потому что у него появились и усиливаются тревожащие симптомы.

Сессия 1

Первая сессия проходила с участием матери и дочери. Женщина утверждала, что после смерти отца у девочки начались проблемы в школе, а их взаимоотношения ухудшились. «Мне казалось, что со временем все пройдет,– сетовала она. – Но положение становится все более тяжелым». На этом занятии Сьюзан была замкнута и не принимала участия в беседе. Я попросила ее мать выйти в комнату ожидания, а потом предложила девочке нарисовать дом, дерево и человека на одном листе бумаги. Сьюзан с облегчением вздохнула, поняв, что ей не придется говорить, и старательно принялась за работу.

Терапевт: Сьюзан, вообще-то это задание – тест, но я не использую его таким образом. Просто мне хочется узнать тебя ближе. Твой рисунок кое-что поведал мне о тебе, но давай вместе проверим, насколько это верно.

Сьюзан: И что вы поняли?

Терапевт: Ну, хорошо. Во-первых, ты многое скрываешь.

Сьюзан: Да, это так. Как вы узнали?

Терапевт: У твоего дома очень маленькие окна и темные шторы. Когда человек делает такие рисунки, это означает именно то, что я сказала.

Сьюзан (заинтересованно): И что еще вам стало известно?

Терапевт: Это еще может означать, что ты скрываешь свой гнев, возможно, потому, что не знаешь, как от него избавиться. Правильно?

Сьюзан: Мой человечек и правда выглядит сердито. Да!

Терапевт: Взгляни, как наклонен дом. Скорее всего, сейчас ты в чем-то не уверена. А девочка стоит в дальнем от дома углу, поэтому мне кажется, ты не понимаешь, где твое место.

Сьюзан (очень тихо): Да, верно.

Я увидела слезы в глазах Сьюзан и мягко сказала, что на наших занятиях мы попытаемся вместе поработать с этими проблемами. Я записала все полученные результаты на обратной стороне рисунка, а затем снова прочитала их. Сьюзан внимательно слушала. Последние несколько минут сессии мы посвятили игре Коннект-4, которую девочка выбрала сама: по всем признакам наши взаимоотношения постепенно стали налаживаться.

Сессия 2

На второй сессии я попросила Сьюзан вылепить из глины свою семью. Она сделала двух сестер и мать, но лепить отца отказалась. «Он больше не с нами». Я быстро слепила человеческую фигурку и сказала: «Это твой папа. Он будет стоять вдалеке»,– и поставила человечка в дальний угол доски.

Терапевт: Мне бы хотелось, чтобы ты сказала что-нибудь каждому члену семьи.

Сьзан (старшей сестре): Ты совсем обо мне не заботишься. Ты всегда где-то ходишь со своими друзьями.

(средней сестре): Не хочу, чтобы ты меня так часто дразнила.

(матери): Не хочу, чтобы ты так много времени проводила на работе. Будь побольше дома.

Терапевт: А теперь поговори с отцом.

Сьзан: Не хочу.

Терапевт: Ладно. Я не настаиваю. Сьюзан, иногда, когда родители кончают жизнь самоубийством, дети винят в этом себя и боятся сказать кому-нибудь об этом. Возможно, ты тоже так считаешь?

Сьзан: Другие дети тоже это чувствуют?

Терапевт: Да, так часто бывает!

Сьзан: Я не понимаю, что сделала не так. Я собиралась к нему, а он взял и убил себя. Мне казалось, что он будет рад моему приезду. Но я не хочу, чтобы кто-то узнал об этом. Все будут считать, что это из-за меня.

Терапевт: Тебе сложно нести в себе такой груз. Я сочувствую тебе.

Сьюзан кивнула и замкнулась в себе. По ее позе и вялым ответам мне стало ясно, что контакт утрачен. Я предложила прервать разговор и поиграть в Коннект-4. Глаза девочки загорелись, и она энергично принялась за игру. Я сказала Сьюзан, что на следующей сессии с нами будет ее мама.

Сессия 3

На третьей сессии с участием матери я попросила каждого нарисовать то, что его раздражает. Сьюзан посмотрела на рисунок мамы и начала работать над своей картиной. Женщина изобразила инцидент на работе и немного о нем рассказала.

Сьюзан: Я не выполнила задания, я просто нарисовала мою семью.

Терапевт: Хорошо. Ты опять не нарисовала папу. Просто нарисуй в этом углу маленький кружочек для него. Сьюзан, скажи каждому члену своей семьи, что тебя сердит или что тебе не нравится.

Девочка согласилась, но снова не стала разговаривать с фигурой отца.

Терапевт (матери): Может быть, вы скажете что-нибудь своему бывшему мужу? Сьюзан трудно это сделать. Все, что хотите.

Мать Сьюзан сразу же начала выражать сильнейший гнев на него за то, что он покончил жизнь самоубийством, доставив столько страдания и боли своим детям, особенно Сьюзан, и оставив на ее попечении троих сирот.

Сьюзан расплакалась и сказала, что тоже злится и считает себя виновной. Я предложила девочке сказать все это фигурке своего отца. Мама Сьюзан удивилась и уверила девочку, что та не права, что у папы были проблемы с деньгами и, по ее мнению, именно это и стало причиной его рокового поступка, но он очень любил свою дочь. Он просто не выдержал трудностей. Сьюзан продолжала плакать, и мама обняла ее.

Сессия 4

На четвертой сессии я предложила Сьюзан нарисовать то, что ей нравилось делать вместе с отцом. Девочка изобразила бассейн и рассказала, как весело они плавали вместе с папой. Потом она попросила разрешения сделать сценку из песка и слепила кладбище, сказав, что один из камней стоит на могиле ее отца.

Терапевт: Сьюзан, поговори с надгробной плитой отца.

Сьзан: Пап, я надеюсь, что ты счастлив там, где находишься. Я очень скучаю. Мне очень жаль, что жизнь оказалась для тебя такой невыносимой.

Терапевт: А ты можешь сказать, что любишь его?

Сьзан: Да! Папа, я люблю тебя. (продолжительная пауза) Прощай.

(терапевту): У нас есть время поиграть?

Сессия 5

Мы со Сьюзан встретились еще один раз. Ее мать не смогла прийти и прислала записку, в которой говорилось, что проблемы в поведении девочки исчезли. Я спросила, что бы Сьюзан хотела сделать на этой прощальной сессии, и она остановила свой выбор на глине. Девочка слепила именинный торт с подставками для свечей, весело заявив, что приближается день рождения ее папы и она хочет приготовить для него торт.

Работа со Сьюзан заняла пять сессий. Как и в случае с Джеком, мне удалось быстро установить взаимоотношения, а Сьюзан хорошо откликалась на терапию вопреки первоначальному сопротивлению. Чувство ответственности за смерть отца удалось развеять очень быстро. Злость и печаль нашли выход. Я позвонила матери девочки, чтобы объяснить, что Сьюзан «проработала» смерть отца на своем нынешнем уровне развития, но позже могут проявиться и другие, более глубокие чувства, с которыми в данный момент у нее просто не хватит сил справиться.

0

59

Случай третий

Шестилетнего Джимми привел ко мне его отец. Его сестра, которая была двумя годами младше, погибла в автомобильной катастрофе, в то время как сам Джимми и его родители получили лишь по нескольку царапин. По утверждению отца, с мальчиком было все в порядке, но создавалось впечатление, что ему все-таки нужно помочь как-то осмыслить и пережить смерть сестры, потому что он никогда не заговаривал о ней. Мать Джимми очень тяжело переживала горе и была госпитализирована в психиатрическую клинику. Мальчик держался стоически. Я предположила, что он не может показать свою печаль из страха быть покинутым – он должен был быть сильным ради матери. Кроме того, отец рассказал, что дети очень дружили, всегда играли вместе, но Джимми любил поддразнивать сестренку, иногда мог ударить и, казалось, время от времени получал удовольствие от ее слез. Мальчик, который еще находился на эгоцентрическом уровне развития, по всей видимости, винил себя за смерть сестры, особенно в свете своего поведения по отношению к ней. Я поняла, что чувство вины и страх потерять любовь и внимание матери должны стать основными вопросами в нашей работе.

Сессия 1

На первой сессии после рассказа отца о его проблеме Джимми отказался общаться и уселся в песочницу. Но по его позе мне стало ясно, насколько внимательно он прислушивался к нашей беседе.

Я попросила отца подождать за дверью, поинтересовавшись предварительно у Джимми, согласен ли он с тем, что услышал. Сидя ко мне спиной, мальчик кивнул. Тогда я обратила его внимание на стеллажи с мелкими фигурками, предложив отобрать несколько для сценки на песке. Мальчик достал все деревья, которые смог найти, а под одно из них посадил крохотного кролика, сказав: «Готово».

Терапевт: Джимми, расскажи мне, пожалуйста, о твоей сценке.

Джимми: Это лес, в котором растет много деревьев.

Терапевт: А что это за маленький кролик?

Джимми: Он прячется под деревом.

Терапевт: Я хочу поговорить с ним. Давай, ты будешь говорить за него, как будто это кукла-марионетка?

Джимми: Давай.

Терапевт: Кролик, чем ты занимаешься?

Джимми: Я прячусь.

Терапевт: От кого?

Джимми: Иногда большие звери едят кроликов. Я прячусь от них.

Терапевт: Ты выбрал хорошее место, чтобы спрятаться: мне едва тебя видно! Ты чувствуешь здесь себя в безопасности?

Джимми: Нет, мне все еще страшно.

Терапевт: Есть ли кто-то, кто может тебе помочь?

Джимми (очень тихо, в скованной позе): Нет.

Терапевт: О, тебе, должно быть, трудно.

Джимми: Да.

В этом месте я предложила Джимми поиграть в какую-нибудь игру в оставшиеся до конца сессии пять минут. Я также спросила, можно ли сфотографировать его сценку и убрать ее попозже, чтобы можно было посмотреть на нее еще раз. Мальчик с готовностью согласился.

Сессия 2

Джимми вошел с вопросом, можно ли сделать еще одну сценку из песка. Он полностью повторил свою работу, выполненную на прошлой неделе, только рядом с первым кроликом поставил еще одного. «Теперь у кролика есть друг, который может ему помочь»,– сказал мальчик. Я догадалась, что таким образом он согласился принять мою помощь.

Терапевт: Джимми, мне очень жаль, что ты потерял свою сестру. Мне бы очень хотелось, чтобы ты нарисовал ее. Так я узнаю, как она выглядела.

Джимми с охотой согласился нарисовать портрет сестры, рассказывая в процессе работы, какого цвета были у девочки волосы и глаза, какую одежду она носила и другие подробности.

Терапевт: Джимми, я хочу составить список ваших занятий с сестрой. Назови мне что-нибудь.

Джимми: Мы срисовывали картинки из ее книги. Мы играли в капитана Крюка и Питера Пэна, я был капитаном Крюком. Мы играли в конструктор. Ей было всего четыре, и я показывал ей, как делать разные вещи.

Терапевт: Я знаю, что ты был хорошим старшим братом. Старшие братья иногда поддразнивают своих сестер. Ты ведь так делал? Мой сын, например, часто дразнил свою младшую сестренку, а она в слезах прибегала ко мне. Теперь они выросли и стали лучшими друзьями. Думаю, что, повзрослев, вы с Джулией тоже стали бы добрыми друзьями.

Джимми: Ваш сын дразнил свою сестру? Да! Я часто издевался над Джулией! Мне не стоило труда заставить ее заплакать. Иногда она тоже донимала меня, и я мог ее стукнуть. Она начинала плакать и бежала к маме, а мама на меня сердилась. По правде сказать, я любил ее.

Терапевт: Уверена, ты очень по ней скучаешь.

Джимми: (Кивает со слезами на глазах.)

Я разыграла для мальчика кукольную сценку. В первом эпизоде два кукольных зверька, кошка и собака, играли друг с другом, и собака начинала обзывать кошку разными глупыми словами, а та плакала. Во второй сценке орел, более крупное животное, говорил собаке, что кошка умерла из-за несчастного случая. Пес начинал причитать, что не хотел обзывать свою приятельницу. Орел убеждал собаку, что кошка погибла не из-за того, что ее дразнили. В третьей сценке пес рассказывал своему старшему другу, как ему грустно было потерять подружку-кошку, а орел обнимал его.

Джимми очень внимательно смотрел это несложное представление и тут же спросил, можно ли ему самому повторить его. Поставленный им спектакль оказался более эмоциональным. Собака рассказывала орлу, как она дралась с кошкой, а иногда вредничала. Но орел продолжал убеждать своего маленького друга, что такие отношения не могли стать причиной смерти кошки.

Покидая мой кабинет после сессии, Джимми сказал: «Мне очень понравился этот кукольный спектакль!»

Сессия 3

Я спросила у Джимми, действительно ли из-за того, что мама так больна, он считает, что она очень сердится на него. Мальчик расплакался. Для его уровня развития было вполне нормально считать, что столь глубокая печаль матери – это его вина.

Терапевт: Джимми, я думаю, что твоя мама заболела, потому что очень расстроилась из-за гибели Джулии. Мне кажется, что она совсем на тебя не сердится. Ты не будешь возражать, если мы попросим папу прийти на следующую сессию, чтобы поговорить об этом всем вместе?

(Мальчик кивнул.)

Я попросила Джимми рассказать отцу о том, что он считает, что мама сердится на него. Джимми посмотрел на меня, а я поинтересовалась, сможет ли он поделиться с папой своими мыслями. Он энергично закивал. Отца ужаснула эта мысль, и он очень эмоционально объяснил сыну, как сильно они с мамой любят его. Малыш залез к папе на колени и расплакался.

Сессия 4

Джимми рассказал, что его маме стало немного лучше. Она даже улыбнулась ему и обняла этим утром. Я догадалась, что отец рассказал матери о нашей последней сессии, и попросила мальчика вылепить из глины его сестру и поговорить с ней. Джимми сказал глиняной фигурке, что очень скучает по ней, расстроен ее смертью и всегда будет думать о ней. Он быстро схватил человечка, поцеловал и попрощался с ним, а потом сказал: «Сегодня перед уходом я хочу поиграть в ту игру (Болваны)».

Это была наша последняя встреча. Отец позвонил мне и сказал, что он считает, что больше сессий не нужно. Я порекомендовала ему следить за поведением сына на предмет появления новых симптомов, так как многие проблемы, которые могли повлиять на Джимми, затронуты не были. Вероятно, на своем уровне развития мальчик выразил ровно столько эмоций, сколько смог вынести, но по мере взросления ему, возможно, придется столкнуться и с другими трудностями.

0

60

Случай четвертый

В другой ситуации оказалась девятилетняя девочка, мать которой терпела физические издевательства от отца. В конце концов женщине удалось уехать в другой город, прекратив всяческие контакты с отцом. Девочка стала замкнутой, грубой и агрессивной в отношении младшей сестры и матери. Женщина сказала, что они смогут себе позволить не больше пяти–шести сессий. По своему опыту работы с подобными случаями я знала, что ребенок может испытывать противоречивые чувства: горе от утраты отца, обиду на мать за разлуку с ним, со старыми друзьями, школой и прежним домом.

Сессия 1

На первой сессии мама Салли рассказывала об их ситуации, в то время как сама Салли была явно встревожена и сидела с опущенными плечами и поджатыми губами. Я задала ей несколько безобидных вопросов: «Ты хорошо спишь, Салли? Тебе иногда снятся плохие сны? Как тебе нравится местная школа?» И так далее. Девочка расслабилась и отвечала искренне, а потом спросила, для чего в моем кабинете столько игрушек и разных предметов. Я объяснила, что в работе не ограничиваюсь только разговорами, а эти вещицы вместе с рисованием и лепкой из глины и песка помогают детям выражать свои внутренние переживания. Мать девочки очень нервничала на первой сессии и боялась выйти из кабинета. Я предложила ей побыть в комнате ожидания, пока мы с Салли познакомимся поближе.

Девочка прошлась по комнате и все осмотрела. Ей понравился кукольный дом, она начала переставлять в нем мебель. Через некоторое время я предложила ей подобрать семью, которая будет жить в этом доме. Девочка выбрала маму, папу, маленького мальчика и девочку чуть постарше и расставила их по разным углам жилища. Я отметила, что семья выглядит довольной и радостной. Салли согласилась, но внезапно стала вялой и утратила интерес к игре в кукольный дом. Я предложила поиграть, и девочка, снова оживившись, выбрала «Уно».

Когда ребенок внезапно теряет интерес к заданию и разрывает контакт, хотя до этого увлеченно выполнял задание, то, как правило, это точный признак, что произошло нечто, заставившее ребенка замкнуться. Было очевидно, что «счастливая семья» в кукольном домике затронула болезненную струну в сердце Салли.

Появление подобной замкнутости – положительный момент в терапевтическом процессе, так как именно за сопротивлением и скрываются невыраженные чувства.

Так как мать точно сказала, сколько сессий будет в нашем распоряжении, я составила программу терапии, помня, однако, что ожидания здесь недопустимы. Мой план работы с Салли включал ряд пунктов.

На следующей сессии я решила в спокойном режиме использовать прием рисования каракулей, который всегда воспринимается весело и легко, но может вызвать важные проекции. На третьей сессии Салли должна была вылепить из глины фигурки своей семьи, включая отца, чтобы поговорить отдельно с каждой из них. Я собиралась помочь ей обратить внимание на гнев, ощущение собственной вины и печали из-за потери отца и родного дома. Во время четвертой встречи мы должны были постараться выразить все эти чувства, включая детское смятение по поводу их существования, в набросках или рисунках. Этот прием позволяет ярче выразить разные ощущения и упрощает работу с ними. Кроме того, при наличии времени можно было бы использовать ударные инструменты, чтобы «поиграть» со своими чувствами и создать вокруг них познавательную и приятную атмосферу. На пятой сессии мне бы хотелось, чтобы Салли сделала песочную сценку на тему своей жизни, а на заключительную, шестую встречу, я предполагала пригласить девочку вместе с мамой, чтобы дать женщине рекомендации, как помочь ее дочери правильно выражать свои чувства и как оживить их взаимоотношения.

Далее я привожу краткое описание реальных событий.

Сессия 2

Я предложила рисовать каракули и попросила Салли внутри каракулей найти картинку, которую можно будет раскрасить. Салли понравилось занятие, а на бумаге появилось изображение кошки, окруженной деревьями. Девочка рассказала мне свою историю: «Однажды жила-была кошка, которая заблудилась. Она шла домой от друга, и как-то так случилось, что она потерялась. Ей захотелось пройти коротким путем через лес, но она не сумела найти дорогу. Кошка не знала ни где она находится, ни как попасть домой. Стемнело, вокруг стали слышаться разные шорохи, и кошечка очень испугалась».

Терапевт: А что произошло потом?

Салли: Кошка очень устала, залезла на дерево и уснула.

Терапевт: А что было, когда она проснулась?

Салли: Утром кошка поняла, где находится, и побежала домой. Родные очень обрадовались ей, приласкали и накормили. Все.

Терапевт: Прекрасный рассказ! А скажи, Салли, не напоминает ли что-нибудь в этой истории твою жизнь?

Салли: Не знаю (долгая пауза). Ну, наверно, я тоже не знаю, где мой дом.

Терапевт: Расскажи мне о своем доме.

Девочка начала описывать дом, в котором жила раньше, своих соседей, школу, друзей. Она очень оживилась и внимательно глядела на меня (ожидая моей реакции?). Я поняла, что Салли не могла говорить о подобных вещах дома, так как любое упоминание о прошлой жизни очень расстраивало ее мать. В последние десять минут занятия я решила использовать музыкальные инструменты, и мы с Салли искали звучание задора, радости, печали, гнева, одиночества, а особенно гнева.

Сессия 3

На следующей сессии я достала гончарный станок, доски и инструменты для лепки. Мы уселись за стол и занялись глиной, а через некоторое время я попросила Салли вылепить фигурки своей семьи. Девочка проигнорировала мое задание и продолжала лепить разные съедобные продукты. Я нарушила свой план и присоединилась к игре, пытаясь съесть то, что слепила Салли. Она рассмеялась над тем, как я изображаю наслаждение от пищи. Но между делом я смастерила из глины схематические фигурки членов семьи девочки: мать, сестру, а также отца, который стоял на некотором расстоянии от всех остальных.

Терапевт: Салли, мне бы хотелось, чтобы ты сказала что-нибудь каждому члену своей семьи: что-то, что тебе нравится или не нравится, или все, что тебе захочется.

Салли (сестре): Иногда мне нравится с тобой играть. Но я ненавижу, когда ты берешь мои вещи.

(матери, после долгой паузы): Я люблю, когда ты со мной играешь.

(терапевту): Она все время работает и устает.

Терапевт: Может, это то, что тебе не нравится, и ты хочешь сказать об этом маме?

Салли: Конечно. Мне не нравится, что ты постоянно на работе, устаешь и у тебя не остается достаточно времени, чтобы поиграть со мной.

Терапевт: А теперь скажи что-нибудь своему папе. Он вот здесь, в углу.

Салли: Я не хочу с ним говорить сейчас.

С этими словами девочка схватила резиновый молоточек и стала бить им по ближайшему куску глины.

Терапевт: Салли, покажи, как сильно ты можешь стукнуть. Если нужно – даже встань.

Девочка стала бить по глине изо всей силы, держа молоток обеими руками.

Терапевт: О чем ты думаешь, когда делаешь это?

Салли: Ни о чем.

Терапевт: Я думаю, многое в твоей жизни выводит тебя из равновесия. Просто молоти по глине – не нужно открывать мне свои мысли.

Салли продолжала плющить на доске глину, и я подбадривала ее, а когда время подошло к концу, мы вдвоем прибрали в кабинете.

Сессия 4

На четвертой сессии мама Салли сказала, что сможет привести дочку еще всего один раз: она сменила работу и больше не сможет возить ко мне ребенка. Я убедила женщину принять участие в последнем занятии, и она неохотно согласилась.

Времени отчаянно не хватало, поэтому я предложила Салли посмотреть кукольный спектакль. В представлении было три сцены, посвященные проблемам, близким ее случаю. В первой сцене мама-кукла напевала: «Я готовлю обед, я готовлю обед». Папа-кукла входил с криком: «Что у нас на обед? Я голоден. Надеюсь, все готово». Мама-кукла отвечала: «Обед будет готов очень скоро, дорогой. Всего несколько минут». Но папа вопил: «А я хочу сейчас!»,– и бил маму прямо по голове. Салли прошептала со зрительского места: «Это прямо как у нас». Я не ответила и переменила декорации. Теперь на сцене разговаривали два кукольных животных – обезьяна и пес. Обезьяна (меньшего размера) спросила: «Ты видел, как папа снова ударил маму? Не хочу, чтобы он так поступал. Это пугает меня». Пес ответил: «Да. Я тоже боюсь. Меня бесит, когда он это делает. Почему ему обязательно надо обижать маму?» Обезьянка: «Ты должен сказать, чтобы он остановился. Ты же старше. Ты можешь с ним поговорить. Может, он одумается, если узнает, что мы чувствуем».

Пес согласился попробовать. В следующем действии он обратился к отцу, который ответил: «Да, сынок, что случилось?» С трудом и очень прочувствовано пес сказал: «Папа, ты должен прекратить бить маму. Это очень пугает и меня, и моего маленького брата. Ему кажется, что ты дерешься, потому что иногда он плохо себя ведет. А меня, пап, это просто сводит с ума!!!» Папа-кукла очень расстроился, сначала все отрицал, но потом сказал: «Мне кажется, я действительно теряю контроль. Я попробую остановиться. Не хочу, чтобы вы с братом меня боялись. Вы чудесные ребята и совсем неплохие». – «Спасибо, пап»,– ответил пес, и они обнялись.

Это был конец спектакля, и Салли немедленно спросила, можно ли ей повторить все самой. Девочка разыграла представление, добавляя собственные слова. А в оставшееся время до конца занятия я предложила сделать еще одну постановку. Пес обратился к маме со словами: «Мам, я должен тебе кое-что сказать. Не сердись, пожалуйста». Она ответила: «Милый, ты можешь говорить мне все, что угодно». – «Хорошо,– сказал пес,– я очень скучаю по отцу». Мама-кукла начала волноваться: «Ну, ты же знаешь, мы не можем с ним встречаться!» Пес ответил: «Я знаю, что не можем. Я просто хотел сказать тебе, что мне бы очень хотелось его увидеть и что я скучаю по нему». Мама несколько секунд помолчала, а потом сказала: «Я знаю, что ты по нему скучаешь. Он был тебе хорошим отцом. Возможно, когда-нибудь ты сможешь с ним встретиться». – «Спасибо, мама. Мне просто надо было поговорить с тобой». И они бросились друг к другу в объятия.

От этого маленького шоу Салли пришла в возбуждение.

Я знала, что у девочки никогда не было возможности рассказать своему отцу о своем гневе, но ей хотелось, по крайней мере, выплеснуть наружу чувства, которые, по всей видимости, ее угнетали.

0